ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ
ТОМ IV
ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ РАССКАЗЫ О ЗВЕРЯХ И ПТИЦАХ
ИСТОРИЯ О ГУСЫНЕ, ПАВЛИНЕ И ПАВЕ
А когда наступила
Шахерезада сказала:
Рассказывали мне, о благословенный царь, что в древние, давнопрошедшие времена жил-был павлин, который любил ходить в обществе своей супруги на берег моря и прогуливаться по лесу, простиравшемуся до самого берега, и изобиловавшему текучими водами, и оживленному пением птиц. В течение дня чета эта спокойно отыскивала себе пищу, а с наступлением ночи скрывалась в ветвях густолиственного дерева, чтобы не подвергаться покушению со стороны какого-нибудь завистливого и беззастенчивого соседа, прельщенного красотою молодой павы. И таким образом, в мире и в неге, продолжали они жить, благословляя Создателя.
Но вот однажды павлин склонил свою супругу отправиться для перемены воздуха и местности на остров, который виден был с берега.
И так как пава ответила ему согласием и послушанием, то они вспорхнули и прилетели на остров.
А остров этот был покрыт прекрасными плодовыми деревьями и орошен множеством источников. И павлин и супруга его были в совершенном восторге от этой прогулки среди свежей растительности и, остановившись на время, отведали всех плодов и напились сладкой и чистой воды.
Но вот когда они уже собирались вернуться домой, они увидели гусыню, которая бежала к ним, трепеща крыльями и охваченная ужасом. И она подбежала, вздрагивая всеми своими перьями и прося у них убежища и защиты; и павлин с супругой не преминули встретить ее с величайшей сердечностью, а пава обратилась к ней самым приветливым образом и сказала ей:
— Добро пожаловать! Ты найдешь здесь привет и ласку!
Тогда гусыня стала успокаиваться; а павлин, ни на минуту не сомневаясь, что с ней случилась какая-нибудь удивительная история, ласково спросил ее:
— Что же с тобой случилось и почему ты в таком ужасе?
А гусыня ответила:
— Я еще не могу прийти в себя от того, что случилось со мною, и от ужасного страха, который внушает мне Ибн-Адам[1]. О, да сохранит нас Аллах! Да спасет нас Аллах от Ибн-Адама!
А павлин, сильно расстроившись, сказал ей:
— Успокойся, моя добрая гусыня, успокойся!
А пава сказала ей:
Но вот однажды павлин склонил свою супругу отправиться для перемены воздуха и местности на остров, который виден был с берега.
— Неужели ты думаешь, что Ибн-Адам доберется до этого острова, находящегося в открытом море? Ведь с берега ему не допрыгнуть, а по морю подойти — слишком далеко и слишком много воды.
Тогда гусыня сказала:
— Благословен Тот, Который поставил вас на моем пути, чтобы разогнать страх мой и вернуть мир моему сердцу!
А пава сказала ей:
— О сестра моя, расскажи же нам причину того страха, который внушает тебе Ибн-Адам, и всю историю, которая, без сомнения, случилась с тобою.
И гусыня рассказала:
— Знай, о славный павлин, и ты, кроткая, гостеприимная пава, что я живу на этом острое с самого детства и никогда я не знала здесь неприятностей, или забот, или чего бы то ни было, что могло бы смутить мою душу или оскорбить мой взор. Но в позапрошлую ночь, когда я заснула, спрятав голову под свое крыло, мне явился во сне Ибн-Адам, который захотел вступить в разговор со мной; и я уже собиралась ответить на его любезности, как вдруг услышала голос, который кричал мне: «Берегись, гусыня, берегись! Не доверяй Ибн-Адаму, и сладким речам его, и его коварным манерам. Не забывай того, что сказал о нем поэт:
ибо знай, бедная гусыня, что Ибн-Адам достиг такой хитрости, что сумеет, когда захочет, изловить обитателей лона вод и самых страшных чудовищ моря; он может низвергнуть на землю спокойно парящих в небе орлов, запустив в них пулей, сделанной из засохшей грязи; наконец, он настолько коварен, что при всей своей слабости может победить слона и пользоваться им как слугой или вырвать ему клыки, чтобы сделать себе из них орудие. О гусыня, беги! Беги!»
Тогда я встрепенулась ото сна и, не оборачиваясь, страшно испуганная, пустилась бежать, вытянув шею и развернув крылья. И так скиталась я то там, то здесь до тех пор, пока не почувствовала, что силы покинули меня, и тогда, находясь у подошвы горы, я на минуту скрылась за утесом, и сердце мое колотилось от страха и усталости, и грудь моя сжималась от всех тех опасений, которые внушал мне Ибн-Адам.