Задумано — сделано. Она приблизилась к дереву, на котором сидел ворон, чтобы тот лучше слышал ее, и после самых прочувствованных приветствий сказала ему:
— О сосед мой, ты, конечно, знаешь, что всякий мусульманин имеет два достоинства в глазах своего соседа-мусульманина: то, что он мусульманин, и то, что он сосед. Я же без колебаний признаю в тебе оба эти достоинства, и, сверх того, я чувствую себя сразу пораженной прямо в сердце твоей неотразимой привлекательностью и миловидностью и ощущаю внезапную склонность к братской дружбе с тобою. А ты, о ворон, что чувствуешь ты ко мне?
При этих словах ворон разразился таким хохотом, что чуть не скатился с дерева. Затем он сказал лисе:
— Ну уж, признаться, изумление мое не имеет пределов! И с каких же это пор, о лиса, такая необыкновенная дружба?! И с каких это пор искренность проникла в сердце твое, тогда как она всегда была у тебя лишь на кончике языка?! И с каких же пор породы, столь различные, как наши, стали способны к такому совершенному соединению?! Ведь ты принадлежишь к породе зверей, я — к породе птиц, и, самое главное, о лиса, не можешь ли ты сказать мне, раз ты уже так красноречива, с каких пор ваша порода перестала быть истребителями, а наша — истребляемыми?! Это удивляет тебя? Право, нечего удивляться! Ну полно, лиса, хитрая старуха, спрячь в карман все свои прекрасные изречения и избавь меня от этой дружбы, которая ничем себя не доказала!
Тогда лиса сказала:
— О рассудительный ворон, ты рассуждаешь идеально! Но знай, что нет ничего невозможного для Того, Кто сотворил сердца Своих созданий и Кто внезапно вложил в мое сердце это чувство к тебе. Но для того чтобы показать тебе, что существа различных пород прекрасно могут дружить, и привести тебе доказательства, которых ты совершенно вправе требовать от меня, я считаю самым лучшим рассказать тебе дошедшую до меня историю о блохе и мыши, если только ты расположен выслушать ее.
И ворон сказал:
— Раз ты говоришь о доказательствах, я вполне готов выслушать эту историю о блохе и мыши, которую никогда не слышал.
И лиса сказала:
— О милый друг, мудрецы, сведущие и в древних и в современных книгах, рассказывают, что блоха и мышь избрали место жительства в доме одного богатого купца, каждая в наиболее подходящем для нее месте.
Но вот однажды ночью блоха, которой надоело постоянно сосать лишь терпкую кровь домашней кошки, прыгнула на постель, где спала супруга купца, и проскользнула между ее одеждами, а оттуда забралась под рубашку, чтобы, двигаясь по ляжке, достигнуть самого нежного места в паху. И в самом деле, она нашла, что это место весьма нежно и мягко и кожа там белая и гладкая, как только можно пожелать; ни малейшей морщинки, ни грубого волоска, напротив того, о ворон, совершенно напротив. Одним словом, блоха засела на этом месте и принялась сосать сладкую кровь молодой женщины. Но она так нескромно принялась за дело, что молодая женщина проснулась, ощутив жгучую боль от укуса, и так быстро поднесла руку к укушенному месту, что неизбежно бы раздавила блоху, если бы та не успела ловко улизнуть в шальвары и скрыться в бесчисленных складках этой специальной женской одежды, а оттуда не выпрыгнула бы на пол и не поспешила бы скрыться в первой попавшейся щели.
Что касается молодой женщины, то она испустила болезненный стон, на который сбежались все рабыни и, поняв причину боли своей госпожи, поспешили засучить рукава и тотчас же принялись за дело, чтобы отыскать блоху в платье: две из них взялись обыскать верхнее платье, третья — рубашку, а две остальные занялись просторными шальварами, осторожно перебирая одну за другой все их складки, в то время как молодая женщина, совершенно обнаженная, при свете светильников исследовала свое тело спереди, а любимая рабыня ее старательно осматривала ее спину. Но ты, конечно, понимаешь, о ворон, что они решительно ничего не нашли. Ну, это о женщине.
Но ворон воскликнул:
— Но где во всем этом те доказательства, о которых ты говорила?