Тогда при помощи своего друга Амина он надел самые роскошные из своих одежд и, совершенно бодрый, как будто он не был еще недавно у преддверия могилы, направился, вместе с ювелиром к его дому. И когда они пришли, Амин настойчиво пригласил князя сесть, и разложил за его спиной мягкие подушки, и поставил рядом с ним, справа и слева, две прекрасные хрустальные вазы с цветами, а ему самому вложил меж пальцев розу. И оба они, тихо беседуя, ожидали прихода фаворитки.
И вот не прошло и нескольких минут…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И вот не прошло и нескольких минут, как кто-то постучал в двери, и Амин побежал отпереть их и тотчас же возвратился в сопровождении двух женщин, одна из которых была вся закутана в густой изар из черного шелка. И это было в самый час призыва к молитве с минаретов на закате солнца. И в то время, как на дворе, при ясном небе, восторженный голос муэдзина призывал благословение Аллаха на землю, Шамс ан-Нахар откинула свою вуаль, представ перед глазами Бен-Бекара.
И влюбленные, увидав друг друга, упали в обморок, и прошло не менее часа, прежде чем они могли прийти в чувство. Когда же наконец они открыли свои глаза, они молча посмотрели друг на друга долгим взглядом, будучи не в состоянии выразить иным способом свою страсть. И когда они настолько овладели собой, что могли заговорить, они обменялись такими нежными словами, что наперсница и молодой Амин не могли в своем углу удержаться от слез.
Но вскоре Амин подумал, что пора предложить угощение, и он позаботился с помощью молодой девушки принести прежде всего приятные благовония, которые расположили бы их отведать яств, фруктов и напитков, бывших здесь в изобилии и наилучшего качества. После этого Амин полил им на руки воды из кувшина и подал им салфетки с шелковой бахромой. И тогда, придя в себя и оправившись от волнения, они могли наконец действительно насладиться всей прелестью свидания.
И Шамс ан-Нахар, не медля более, сказала молодой девушке:
— Подай мне эту лютню, я попробую выразить ту неизмеримую страсть, голос которой так силен в душе моей!
И наперсница подала ей лютню, которую она взяла и положила к себе на колени, и, быстро настроив ее струны, она сначала сыграла мелодию без слов. И инструмент под ее пальцами то рыдал, то смеялся, и душа ее изливалась в гармоничных ходах, которые задерживали у всех дыхание. И все начали приходить в экстаз. И тогда только, устремив свои глаза в глаза друга, она запела:
Прослушав эту песню, все трое пришли в такой восторг, что восклицали из глубины души:
— Йа аль-ляйль! Йа салам![12] Вот! Ах! Какие восхитительные слова!
После этого ювелир Амин, полагая, что в его присутствии нет более никакой необходимости, и чрезвычайно довольный, видя влюбленных в объятиях друг у друга, скромно удалился и, чтобы нисколько не смущать их, решил оставить их одних в этом доме. И он направился к своему дому, в котором он жил обыкновенно, и, совершенно успокоенный, не замедлил прилечь на своем ложе, размышляя о счастье своих друзей. И он уснул до самого утра.
И вот, проснувшись, он увидел перед собою перекосившееся от ужаса лицо старой своей негритянки, которая, плача, била себя руками по щекам. И когда он открыл рот, собираясь спросить ее, что случилось с нею, растерявшаяся негритянка безмолвным жестом указала ему на соседа, который стоял у дверей, ожидая его пробуждения.
По просьбе Амина сосед его приблизился и после приветствий сказал ему:
— О сосед мой, я пришел утешить тебя в ужасном несчастье, постигшем этой ночью твой дом!
И ювелир вскричал:
— О каком несчастье говоришь ты, скажи же, ради Аллаха!
Человек ответил:
— Если ты еще не знаешь, то знай, что этой ночью, лишь только ты возвратился к себе, воры, которых это не первый подвиг и которые, вероятно, видели тебя накануне, как ты переносил в свой второй дом разные драгоценные вещи, дождались твоего ухода и поспешили внутрь этого дома, где они не рассчитывали кого-нибудь застать. Но они увидели гостей, которых ты поместил там на эту ночь, и они, вероятно, убили их или скрыли куда-нибудь, потому что теперь никто не может найти даже следов их. Что же касается твоего дома, то воры окончательно разорили его, не оставив в нем ни одной циновки или подушки. И он очищен совершенно и пуст — как никогда и не было!
12
Йа аль-ляйль! Йа салам! — дословно с араб.: «О ночь! О мир!»; Аль-Ляйль («Ночь») — 92-я сура Корана, которая начинается словами: «Клянусь ночью, когда она покрывает землю! Клянусь днем, когда он проясняется! Клянусь Тем, Кто создал мужчину и женщину!..»