И прекрасная Шамс тотчас же встала и дала требуемую клятву перед почтенным шейхом. Тогда он сказал нам:
— Возблагодарим Высочайшего за ваш союз, дети мои! И да будете вы счастливы! И вот я призываю на вас обоих благословения! Вы можете теперь свободно любить друг друга. А ты, Яншах, можешь отдать ей ее одеяние, потому что она больше не покинет тебя.
И, проговорив эти слова, он повел нас в залу, где были разостланы тюфяки с коврами и стояли также подносы, уставленные великолепными фруктами и другими восхитительными яствами. И Шамс попросила своих сестер отправиться раньше во дворец ее отца, чтобы объявить ему о свадьбе и предуведомить о ее возвращении со мной; затем она сделалась очень нежна со мною и сама захотела чистить мне фрукты и делить их со мною. После этого мы легли и в объятиях друг друга вкусили высший предел блаженства.
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Раньше отправиться во дворец ее отца, чтобы объявить ему о свадьбе. После этого мы легли и в объятиях друг друга вкусили высший предел блаженства.
Утром Шамс проснулась первой. Она надела на себя свой плащ из перьев; потом разбудила меня, поцеловала промеж глаз и сказала:
— Настало время отправиться нам в алмазный дворец, чтобы посетить царя Насра, отца моего. Итак, поспеши одеться!
Я тотчас же послушался, и, когда был готов, мы пошли к шейху — начальнику птиц — и поцеловали у него руки и очень благодарили его. Тогда Шамс сказала мне:
— Теперь сядь ко мне на плечи и держись крепче, потому что путь будет долог, хотя я буду стараться лететь как можно быстрее.
И она посадила меня к себе на плечи и понесла меня по воздуху со скоростью молнии, и через некоторое время она опустила меня на землю неподалеку от входа в алмазный дворец. И мы двинулись медленно по направлению к дворцу, между тем как джинны-служители, расставленные царем, побежали известить его о нашем прибытии.
Царь Наср, отец Шамс и повелитель джиннов, был чрезвычайно рад увидеть меня; он заключил меня в свои объятия и прижал к груди своей. Потом он отдал приказание, чтобы на меня надели великолепное почетное платье, чтобы на голову мне возложили корону, сделанную из цельного алмаза; затем он повел меня к царице, матери супруги моей, и та выразила мне свое удовольствие и поздравила свою дочь с выбором, сделанным ею в моем лице. Потом она подарила своей дочери огромное количество драгоценных камней, тем более что дворец был переполнен ими; и она велела отвести нас в хаммам, и там нас вымыли и надушили розовой водой, мускусом, амброй и ароматическими маслами, которыми мы великолепно освежились. После этого дали в честь нас празднества, которые продолжались тридцать дней и тридцать ночей безостановочно.
Тогда я, в свою очередь, выразил желание представить свою супругу своим родителям в своей стране. И царь и царица, несмотря на огорчение, которое они должны были испытать, расставаясь с дочерью, одобрили мой план, но взяли с меня обещание, что я буду возвращаться к ним каждый год на определенное время. Потом царь велел соорудить трон такого великолепия и такой величины, что он мог вместить на своих ступенях двести джиннов и двести джинний. Мы оба взошли на трон, и четыре сотни джиннов обоего пола, находившиеся тут, чтобы прислуживать нам, стояли на ступенях, между тем как целая армия других джиннов служила нам в качестве носильщиков. Когда мы простились в последний раз, джинны-носильщики поднялись в воздух вместе с троном и понеслись в пространстве с такой быстротой, что в два дня они совершили путь, равный двухлетнему переходу. И мы без препятствий достигли дворца отца моего в Кабуле.
Когда отец мой и мать моя увидали меня после разлуки, отнявшей у них всякую надежду отыскать меня когда-нибудь, и после того как они налюбовались моей супругой, узнав, кто она такая и при каких обстоятельствах я женился на ней, они почувствовали себя на верху блаженства, и они много плакали, целуя меня и целуя мою возлюбленную Шамс. А мать моя была так растрогана, что упала без чувств и пришла в себя только благодаря розовой воде, большой флакон которой принадлежал моей жене Шамс.
После всех празднеств и удовольствий, данных по случаю нашего приезда и нашего бракосочетания, отец мой спросил у Шамс:
— Что должен я сделать, о дочь моя, чтобы доставить тебе удовольствие?