Халиф сказал:
— В таком случае ступай скорей за этим Ибн аль-Араби. Быть может, ему удастся немного облегчить стеснение груди моей!
Он тотчас бросился искать остроумного Ибн аль-Араби и, встретив его, сказал:
— Я говорил о тебе халифу, и он послал меня за тобой, чтобы ты рассмешил его.
Тот ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
Масрур прибавил тогда:
— Да! Я сведу тебя к халифу, но только, конечно, с условием, что ты отдашь мне три четверти того, что пожалует тебе халиф в вознаграждение.
Ибн аль-Араби сказал:
— Это чересчур много. Я отдам тебе две трети за твое посредничество. Этого достаточно.
Масрур, для вида еще немного поторговавшись, согласился на этот уговор и отвел его к халифу.
Как только он вошел, аль-Рашид сказал ему:
— Говорят, что ты знаешь весьма забавные остроты. Ну-ка, высыпай их! Но только знай, что если тебе не удастся рассмешить меня, то тебя ждут палочные удары!
Угроза эта имела следствием то, что совершенно сковала ум Ибн аль-Араби, который не смог придумать ничего, кроме самых избитых фраз, произведших самое пагубное действие, ибо аль-Рашид, вместо того чтобы рассмеяться, почувствовал, что раздражение его растет, и наконец воскликнул:
— Пусть ему отсчитают сто палочных ударов по пяткам, чтобы отвлечь к конечностям кровь, отягощающую мозг его!
И его тотчас схватили, и разложили и стали отсчитывать палочные удары по пяткам. Но вдруг, когда число их перешло за тридцать, он воскликнул:
— Теперь пусть наградят этим Масрура, которому по заключенному между нами договору приходятся остальные две трети!
Тогда сторожа по знаку халифа схватили Масрура, разложили его и дали и ему отведать вкус палочных ударов по пяткам. Но после первых же ударов Масрур воскликнул:
— Клянусь Аллахом! Я согласен удовольствоваться одной третью или даже четвертью, а все остальное уступаю ему!
При этих словах халиф до того расхохотался, что повалился навзничь и велел дать по тысяче динариев обоим наказанным.
Затем Шахерезада пожелала в эту же ночь рассказать еще следующий случай:
УЧИТЕЛЬ
Однажды некий человек, ремесло которого состояло в том, чтобы бродяжничать и жить за счет других, задумал, несмотря на то что не умел ни читать, ни писать, сделаться учителем, полагая, что это единственное ремесло, которое даст ему возможность зарабатывать деньги, ничего не делая. Ибо известно, что можно быть школьным учителем, не имея никакого понятия о правилах и основных началах языка, для этого нужно только быть достаточно изворотливым, чтобы заставить других поверить, что являешься сам большим знатоком грамматики, а все знают, что ученый-грамматик бывает обыкновенно незначительным человеком, с умом ограниченным, мелочным, плоским, неразвитым и немощным.
Итак, наш бродяга вздумал быть школьным учителем и для этого должен был только увеличить число складок и пышность своего тюрбана, а также открыть в конце одного из переулков залу, которую он украсил доской и другими подобными вещами и где стал поджидать учеников.
При виде столь внушительного тюрбана жители этого района ни на минуту не усомнились в учености своего соседа и поспешили послать к нему детей своих.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она продолжила:
Заметив столь внушительный тюрбан, жители этого района поспешили послать к нему детей своих.
Но он, не умея ни читать, ни писать, придумал удивительно остроумный способ, чтобы выйти из затруднения. Способ этот состоял в том, чтобы заставлять детей, немножко умеющих уже читать и писать, учить тех, которые еще ничего не знали, в то время как он делал вид, что наблюдает за этим, одобряет или порицает. Таким образом, школа стала процветать, и дела учителя приняли превосходный оборот.
Однажды, в то время как он держал в руке свою трость и бросал ужасающие взгляды на несчастных малюток, замиравших от страха, в комнату вошла женщина с письмом в руке и направилась к учителю, чтобы попросить его прочитать ей письмо, как это в обычае у женщин, не умеющих читать. При виде ее учитель, не зная, как избежать подобной проверки, внезапно поднялся и поспешно направился к выходу. Но женщина остановила его, умоляя прочесть ей письмо, прежде чем она уйдет. Он ответил:
— Я не могу больше ждать, муэдзин уже возвестил о полуденной молитве, и мне нужно отправиться в мечеть.