Услышав это, аль-Рашид вне себя от восторга поднялся, выпрямился во весь рост и воскликнул:
— О Абу Иуссуф! Нет подобного тебе во всем исламе!
И он велел принести ему большой поднос, полный золота, и просил принять его. Кади поблагодарил халифа, но не знал, как захватить с собой все это золото. Но вдруг он вспомнил о мешке с овсом, взятом для мула, и, приказав принести его, высыпал в него все золото с подноса и уехал.
История же эта доказывает нам, что изучение законов ведет к почестям и богатству. Да будет милосердие Аллаха над всеми ними!
Затем Шахерезада сказала:
АБУ НУВАС И КУПАНИЕ СЕТТ ЗОБЕЙДЫ
Рассказывают, что халиф Гарун аль-Рашид, который особенно горячей любовью любил супругу и двоюродную сестру свою Сетт Зобейду, велел устроить для нее в саду, предназначенном для нее одной, большой водоем, окруженный рощей густолиственных деревьев, где она могла купаться, вполне укрытая от взоров мужчин и от солнечных лучей густой непроницаемой листвой этой рощи.
Но вот однажды в очень жаркий день Сетт Зобейда пришла совсем одна в эту рощу, разделась на краю водоема и пошла в воду. Но она погрузила в воду лишь ноги до колен, боясь того содрогания, которое испытывает тело, окунувшись в воду все зараз, притом же она не умела плавать. Но чашей, которую захватила с собой, она обливала себе плечи маленькими струями, вздрагивая под влажной лаской свежести.
Халиф, видевший, как она направилась к бассейну, тихонько последовал за ней и, смягчая шум шагов своих, приблизился как раз в то время, когда она была уже раздета. И сквозь листву он принялся любоваться ее белоснежной наготою, но так как он опирался рукою на ветку, то ветка вдруг хрустнула, и Сетт Зобейда…
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что близок рассвет, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но ветка вдруг хрустнула, и Сетт Зобейда, охваченная испугом, обернулась, поднеся обе руки, чтобы прикрыть свое самое главное от нескромных взглядов. Но это самое главное у Сетт Зобейды было столь значительно, что обе руки едва могли скрыть и половину этого, а поскольку от воды главное у нее было влажным и скользким, Сетт Зобейда не смогла удержать это в руках и предстала в совершенной своей наготе, и аль-Рашид, который до тех пор не наблюдал самое главное дочери своего дяди[6] в столь явном виде, был одновременно и восхищен и поражен ее громадностью и пышностью и поспешил удалиться крадучись, так же, как пришел. Однако это зрелище пробудило в нем вдохновение, и он почувствовал, что ему хочется сочинить стихи. И он начал с того, что придумал такую строку:
Но сколько он ни пытал ум свой, чтобы сложить следующие строки, ему не удалось не только закончить стих, но даже сочинить вторую строку, которая бы рифмовалась с первой; и он чувствовал себя очень несчастным и обливался потом, повторяя: «В бассейне чистое я видел серебро.» — и не мог придумать, как выйти из затруднения.
Тогда он решил призвать поэта Абу Нуваса и сказал ему:
— Посмотрим, сумеешь ли ты сочинить коротенький стих, первая строка которого была бы такой: «В бассейне чистое я видел серебро».
Тогда Абу Нувас, который, со своей стороны, тоже бродил поблизости от бассейна и видел всю вышеописанную сцену, ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
И к полному изумлению халифа, тотчас же сочинил следующие стихи:
Халиф не пытался узнать, каким образом Абу Нувас смог придать своим стихам такую точность изображения, и щедро вознаградил его, чтобы выразить ему свое удовольствие.
Затем Шахерезада прибавила:
— Но не подумай, о царь благословенный, что это остроумие Абу Нуваса было восхитительнее его очаровательной находчивости в следующем случае.
ИМПРОВИЗАЦИЯ АБУ НУВАСА
Однажды ночью халиф Гарун аль-Рашид, томимый упорной бессонницей, прогуливался в одиночестве по галереям дворца, когда заметил одну из своих невольниц, которую чрезвычайно любил, направляющуюся к отдельному своему флигелю. Он последовал за нею и проник в ее покои. Тут он обнял ее и стал ее ласкать и возиться с нею, так что наконец покрывало, ее окутывавшее, упало, и туника соскользнула с плеч ее.