Выбрать главу

— Все равно я должен идти искать жену мою! И у меня останется еще этот волшебный барабан, который может служить мне в случае опасности и выводить меня из затруднения.

Шейх Али взглянул на барабан и сказал:

— А, узнаю его. Это барабан, принадлежавший Бахраму Гебру, одному из прежних учеников моих, единственному уклонившемуся от путей Аллаха! Но, о Гассан, знай, что и этот барабан не поможет тебе на островах Вак-Вак, где становятся бессильными все чародейства и где джинны, обитатели островов, повинуются одному лишь царю своему!

И сказал Гассан:

— Тот, кому суждено жить десять лет, не умрет на девятом году. Если судьбе угодно, чтобы я умер на этих островах, то пусть так и будет. Поэтому, умоляю тебя, достопочтенный шейх, укажи мне туда путь!

Тогда вместо всякого ответа шейх Али взял его за руку и сказал ему:

— Закрой глаза и открой их!

И закрыл Гассан глаза, потом тотчас же снова открыл их. И все исчезло: и шейх Отец Перьев, и дворец царской дочери, и Земля Белой Камфоры. И увидел он себя на берегу моря, где гальки были самоцветными камнями разных цветов. И не знал он, те ли это острова.

Не успел Гассан повернуться, как из прибрежных камней и морской пены появились стаи больших белых птиц и затемнили небо густой и низкой тучей. И вся стая налетела на него вражеским вихрем, грозно стуча клювами и махая крыльями; и из горла всех этих пернатых вылетел глухой, тысячу раз повторяемый крик, в котором Гассан различил наконец слоги: «Вак-Вак!» — название этих островов.

Тогда понял он, что находится на этой запретной земле и что птицы смотрели на него как на непрошеного гостя и старались отбросить его к морю. И побежал Гассан и спрятался в пещеру, находившуюся неподалеку, и принялся обдумывать положение свое.

Вдруг услышал он глухой рокот под ногами и почувствовал, что земля дрожит под ним; и прислушался он, затаив дыхание, и увидел вдали другое разраставшееся облако, из которого постепенно выступали, блестя на солнце, концы копий, верхушки шлемов и воинские доспехи. Амазонки! Куда скрыться от них? И бешено скакали они, сыпались, как град с неба, сверкали, как молния, и в мгновение ока приблизились к нему. То были выстроенные чудовищным четырехугольником воительницы, сидевшие на рыжеватых кобылицах; кобылицы были цвета чистейшего золота, с длинными хвостами, мощными поджилками; высоко и свободно несли они поводья и были быстрее северного ветра, когда с непреодолимою силою дует он с моря.

Вооруженные как для битвы, воительницы держали каждая по тяжелой сабле на боку, по длинному копью в одной руке и по множеству страшного оружия в другой; а под их бедрами было по четыре страшных дротика.

Когда эти воительницы внезапно увидели Гассана, стоявшего у входа в пещеру, они все вдруг остановили своих бешено скакавших кобылиц. И вся масса копыт, упершись в песок, подняла целое облако прибрежных мелких камней и глубоко погрузилась в песок. И широкие ноздри трепетавших от бега животных дрожали в лад с трепетавшими ноздрями воительниц; а открытые лица, смотревшие из-под шлемов, были прекрасны, как луны; а округлые и тяжелые крупы их продолжали рыжие крупы кобылиц и сливались с ними. А длинные волнистые волосы, темные, светлые и черные, смешивались с волосами хвостов и грив. А металлические шлемы и изумрудные панцири переливались на солнце, как чудовищные драгоценные украшения, и сверкали, не сгорая.

Тогда из середины этого светозарного четырехугольника вышла амазонка ростом выше остальных…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тогда из середины светозарного четырехугольника вышла амазонка ростом выше остальных; лицо ее было совершенно скрыто опущенным забралом, а высокая грудь ее блестела под золотой кольчугой, петли которой были чаще чешуек крыльев саранчи. Она вдруг остановила свою кобылицу в нескольких шагах от Гассана. Не зная, враждебно или гостеприимно расположена она к нему, он бросился к ее ногам, лицом в пыль, а потом поднял голову и сказал ей:

— О госпожа моя, я здесь чужеземец, которого судьба привела в этот край, и я отдаю себя под покровительство Аллаха и под твое покровительство! Не отталкивай меня! О госпожа моя, сжалься над несчастным, который разыскивает жену свою и детей!

Услышав такие слова Гассана, всадница соскочила с лошади и, обратившись к своим воительницам, знаком приказала им удалиться. И подошла она к Гассану, который тотчас же поцеловал у нее руки, ноги и приложил ко лбу своему край ее плаща. Она внимательно осмотрела его, потом, подняв забрало, открыла лицо свое. Увидев это лицо, Гассан громко вскрикнул и отступил в ужасе — вместо молодой женщины, по крайней мере, настолько же прекрасной, как и только что виденные им воительницы, он увидел перед собою очень некрасивую старуху, у которой был нос толстый, как баклажан, брови кривые, щеки морщинистые и отвислые, глаза косые, и казалось, что в каждом из девяти углов ее лица сидело по бедствию! А потому очень походила она на свинью! Чтобы не видеть этого безобразия, Гассан закрылся полою своей одежды. Старуха же приняла это за знак большого уважения и подумала, что Гассан закрылся, чтобы не показаться ей дерзким, глядя ей прямо в лицо; и очень тронула ее такая почтительность, и сказала она ему: