И на улице, и на базаре можно было видеть только людей, одетых в великолепные разноцветные ткани, выкрашенные царским красильщиком Абу Киром.
Вот и все, что случилось с ним.
Что касается Абу Сира, цирюльника, то вот что было с ним.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается рассвет, и с присущей ей скромнстью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А что касается Абу Сира, цирюльника, то вот что с ним было.
После того как он был обобран и брошен красильщиком, который ушел, заперев дверь на щеколду, цирюльник пролежал замертво три дня, после чего привратник хана удивился наконец, что ни один из жильцов не выходит из дома; и сказал он себе: «Они, пожалуй, уехали, не заплатив мне за жилье. А может быть, умерли? А может, и еще что-нибудь случилось, чего я не знаю?»
И пошел он к дверям их дома и увидел, что они заперты на деревянную щеколду; а изнутри послышался ему слабый стон. Тогда он отпер двери, вошел и увидел лежащего на циновке, желтого до неузнаваемости цирюльника. И спросил его:
— Что с тобою, брат мой, почему ты так стонешь? И что же сталось с твоим товарищем?
Бедный цирюльник ответил едва слышно:
— Одному Аллаху известно это! Только сегодня открыл я глаза. Не знаю, с каких пор я лежу здесь. Но мне очень хочется пить. Прошу тебя, брат мой, возьми кошелек, висящий у моего пояса, и купи мне что-нибудь, чтобы подкрепиться.
Привратник повертел пояс туда и сюда, но, не найдя денег, понял, что товарищ обокрал цирюльника. И сказал он ему:
— Не беспокойся ни о чем, бедняга, Аллах воздает каждому по делам его. Я буду ходить за тобою и заботиться о тебе.
И поспешил он приготовить ему суп, наполнил им чашку и принес. Потом помог ему держать чашку, закутал в шерстяное одеяло и заставил вспотеть. Так поступал он целых два месяца, взяв на себя все расходы цирюльника, так что по прошествии этого времени Аллах даровал Абу Сиру исцеление через его посредство. Когда Абу Сир выздоровел, он сказал доброму привратнику:
— Если когда-нибудь Всевышний даст мне возможность и силу, я сумею вознаградить тебя за твои попечения. Но один Аллах мог бы вознаградить тебя по заслугам, о избранный сын Его!
Старый привратник хана ответил ему:
— Слава Аллаху за твое исцеление, брат мой! Я же поступал так по отношению к тебе только во имя Аллаха Милостивого и Милосердного!
Затем цирюльник хотел было поцеловать у него руку, но он не допустил этого. И простились они, призывая друг на друга благословение Аллаха.
Цирюльник вышел из хана, неся, по обыкновению, все принадлежности ремесла своего, и принялся ходить по базарам. Судьба направила его как раз к тому месту, где находилась красильня Абу Кира и где увидел он громадную толпу, смотревшую на разноцветные ткани, развешенные перед красильней на веревках, и шумно восхищавшуюся ими.
И спросил он у одного из зрителей:
— Кому принадлежит эта красильня? И почему здесь собралась такая толпа?
Человек, которому он задал этот вопрос, ответил:
— Это лавка Абу Кира, царского красильщика. Это он красит ткани в эти дивные цвета по какой-то необыкновенной технологии. Это великий мастер своего дела.
Услышав эти слова, Абу Сир порадовался в душе своей за старого товарища и подумал: «Слава Аллаху, отверзшему ему двери богатства! Напрасно ты, Абу Сир, нехорошо думал о своем старом товарище. Если он покинул тебя и забыл о тебе, то это потому, что был очень занят. А если он взял у тебя кошелек, то это потому, что ему не на что было купить краски. Но теперь, когда он узнает тебя, ты увидишь, с какой сердечностью примет тебя за прежние услуги и добро, которое ты сделал для него, когда он был в нужде, как обрадуется он тебе».
Затем цирюльнику удалось пробраться сквозь толпу и подойти ко входу в красильню. Он заглянул в нее. И увидел он Абу Кира, небрежно растянувшегося на высоком диване и целой горе подушек; правая рука его лежала на одной подушке, левая — на другой. Одет он был в такое одеяние, которое можно видеть только на царях, а перед ним стояли четыре молодые черные невольницы и четверо молодых белых невольника в роскошных одеждах. И показался он цирюльнику таким же величественным, как визирь, и таким же великим, как султан.