Выслушав приказ халифа, все присутствующие отвечали:
— Слышать — значит повиноваться!
И по знаку визиря все вышли молча, поняв, что, давая такие инструкции, халиф намерен позабавиться каким-нибудь чрезвычайным способом.
Когда все вышли, аль-Рашид обернулся к Джафару и к меченосцу Масруру, остававшимся в зале, и сказал им:
— Вы слышали мои слова. Ну так завтра вы должны встать раньше всех и прийти в эту залу, чтобы исполнять приказания моего заместителя. И не удивляйтесь ничему из того, что он вам скажет; и делайте вид, что принимаете его за меня самого, как бы он ни разуверял вас. Будьте щедры ко всем, на кого он вам укажет, хотя бы для этого пришлось истощить государственную казну; награждайте, наказывайте, вешайте, убивайте, назначайте на должности, увольняйте, исполняя во всей точности его приказания. И для этого вам нет надобности предварительно совещаться со мной. Впрочем, я сам спрячусь поблизости и буду видеть и слышать все, что будет происходить. В особенности же делайте так, чтобы он ни на минуту не смог заподозрить, что все происходящее с ним — шутка, устроенная по моему приказанию. Это все. Да будет так! — Затем он прибавил: — Во всяком случае, не забудьте, когда встанете сами, разбудить и меня в час утренней молитвы.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Во всяком случае, не забудьте, когда встанете сами, разбудить и меня в час утренней молитвы.
На следующее утро в назначенный час Джафар и Масрур не преминули разбудить халифа, который сейчас же поспешил спрятаться за занавесом в той самой зале, где спал Абул Гассан. Отсюда он мог видеть и слышать все, не будучи замеченным ни Абул Гассаном, ни присутствующими.
Тогда вошли Джафар и Масрур, а также все вельможи, дамы и невольники; и каждый занял обычное место свое сообразно со своим званием. В молчании и чинно стояли все, совершенно так, как при вставании с постели эмира правоверных. И когда все выстроились в должном порядке, заранее назначенный невольник подошел к продолжавшему спать Абул Гассану и поднес ему под нос тампон, смоченный уксусом. И тотчас же Абул Гассан чихнул в первый, потом во второй, в третий раз, выбросив из носу длинные волокна, образовавшиеся от действия банжа. Невольник принял эту слизь на золотой поднос, чтобы она не попала на постель или на ковер; затем он вытер нос и лицо Абул Гассана и опрыскал его розовой водой. Абул Гассан вышел наконец из оцепенения, проснулся и открыл глаза.
Он увидел себя на роскошном ложе, одеяло которого было из красной с золотом парчи, вышитой жемчугом и драгоценными каменьями.
Он поднял глаза и увидел себя в большой зале, с обтянутыми атласом стенами и потолком с шелковыми занавесами, с золотыми и хрустальными вазами по углам, и, осмотревшись, он заметил, что его окружают молодые женщины и молодые невольники восхитительной красоты; а за ними увидел он толпу визирей, эмиров, старшин, придворных, черных евнухов и музыкантов, готовых ударить по гармоническим струнам и сопровождать выступление расположившихся вокруг эстрады певиц; а около себя, на табурете (он узнал по их цвету), — одеяние, плащ и тюрбан эмира правоверных.
Когда Абул Гассан увидел все это, он снова закрыл глаза, чтобы опять заснуть, так как был убежден, что все окружавшее его — сонная греза.
Но в эту самую минуту великий визирь Джафар приблизился к нему и, троекратно поцеловав землю, сказал ему почтительным голосом:
— О эмир правоверных, позволь рабу твоему разбудить тебя, час утренней молитвы настал!
При этих словах Джафара Абул Гассан несколько раз протер глаза, потом ущипнул себя за руку, да так сильно, что закричал от боли и сказал себе: «Нет, клянусь Аллахом, это не сон! Я стал халифом!»
Однако, продолжая колебаться, он громко сказал:
— О Аллах! Все это оттого, что рассудок мой помутился от вина, выпитого мною вчера с купцом из Мосула, а также и от нелепого разговора с ним!
Он увидел себя на роскошном ложе, одеяло которого было из красной с золотом парчи, вышитой жемчугом и драгоценными каменьями.