Но Аладдин возразил:
— О мать моя, не беспокойся! Султан не будет задавать тебе таких вопросов, когда увидит драгоценные камни, уложенные, как плоды, на фарфоре! Поэтому не бойся и не заботься о том, чего не может случиться. Встань и иди к нему с этим блюдом и проси выдать за меня замуж дочь его Бадрульбудур. И не смущайся таким простым делом. Да не забывай, если ты еще продолжаешь сомневаться в успехе, что у меня есть еще лампа, которая заменит мне всякие доходы и всякие ремесла.
И продолжал он говорить с матерью так горячо и с такою уверенностью, что в конце концов убедил ее совершенно. И просил он ее надеть самое лучшее платье; и подал он ей фарфоровое блюдо, которое она поспешила завязать в шелковый платок, чтобы нести в руке.
И вышла она из дома и направилась во дворец султана. И вошла она в приемную залу вместе с толпою просителей. И стала она в самом первом ряду, но стояла в смиренной позе среди присутствующих, скрестив руки на груди и с почтительно опущенными глазами.
И заседание Совета началось, когда вошел султан в сопровождении своих визирей, эмиров и стражи. И старший из секретарей султана стал вызывать просителей одного за другим, по порядку поданных прошений.
И тут же начали разбирать дела. И просители уходили, одни довольные исходом своего дела, другие с длинными лицами, а другие и вовсе не были вызваны за недостатком времени. И мать Аладдина была в числе этих последних.
Когда заседание было закончено и султан ушел в сопровождении визирей, она поняла, что и ей ничего не остается, как только уйти. И вышла она из дворца и возвратилась домой. Аладдин, нетерпеливо ждавший ее у дверей, увидел, что она возвращается, держа в руках фарфоровое блюдо; это взволновало и озаботило его, и, опасаясь несчастья или зловещего известия, он не захотел ни о чем спрашивать на улице и поспешил увести ее в дом, и там, с пожелтевшим лицом, он спросил ее глазами и знаками, так как от волнения не мог вымолвить ни слова. И бедная женщина рассказала ему о случившемся, прибавив:
— На этот раз надо простить твою мать, сын мой, потому что я не привыкла к дворцам; вид султана так смутил меня, что я не могла приблизиться, чтобы изложить ему мою просьбу. Но завтра я снова пойду во дворец и буду смелее.
И Аладдин, несмотря на все свое нетерпение, был все-таки счастлив, узнав, что не было более неприятной причины для возвращения фарфорового блюда в руках матери. И он был даже очень доволен тем, что самый трудный шаг был сделан без помех и без дурных последствий для матери и для него. И утешал он себя мыслью, что хотя дело и отложено, но все-таки будет исполнено.
Действительно, на другой день мать отправилась во дворец, держа за два уголка шелковый платок, в который был завязан драгоценный подарок.
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И действительно, на другой день мать отправилась во дворец, держа за два уголка шелковый платок, в который был завязан драгоценный подарок. Она твердо решила преодолеть робость и изложить свою просьбу. И вошла она в залу Совета и стала в первом ряду перед султаном. Но как и в первый раз, она не могла ни шагнуть вперед, ни обратить на себя внимание секретарей каким-нибудь другим движением. И заседание Совета было закрыто без всякого для нее результата. И, понурив голову, пришла она сообщить Аладдину о своей неудаче, но пообещала, что все исполнит в следующий раз. И Аладдину пришлось копить новый запас терпения, упрекая мать за недостаток смелости и твердости. Но это ни к чему не привело, так как бедная женщина шесть дней подряд ходила во дворец с фарфоровым блюдом, каждый раз становилась перед султаном, но не с большей смелостью и с таким же успехом, как и в первый раз. И без сомнения, она приходила бы и сто раз так же бесполезно, и Аладдин умер бы от нетерпения и отчаянья, если бы сам султан, заметив ее наконец, так как она стояла в первом ряду на каждом заседании Совета, не полюбопытствовал осведомиться о ней и о том, зачем она приходит. Действительно, на седьмой день по окончании заседания Совета султан обратился к своему великому визирю и сказал ему: