— Взгляни на эту старуху, которая держит что-то в шелковом платке. Вот уже несколько дней приходит она на каждое заседание и стоит неподвижно, ни о чем не прося. Не можешь ли сказать мне, что она здесь делает и чего она хочет?
А великий визирь, не знавший матери Аладдина, не хотел показать, что ему нечего ответить, и сказал султану:
— О господин мой, это одна из тех старух, а таких много, которые приходят в Совет из-за каких-нибудь пустяков. А эта, вероятно, пришла жаловаться, например, на то, что ей продали гнилой ячмень, или на то, что ее обругала соседка, или же на то, что ее прибил муж.
Но султан не захотел удовольствоваться таким объяснением и сказал визирю:
— Все-таки я хочу спросить эту бедную женщину. Вели ей подойти!
Визирь ответил, что слушает и повинуется, и приложил руку ко лбу. Он сделал несколько шагов по направлению к матери Аладдина и, сделав знак рукою, приказал ей подойти. И бедная женщина, дрожа всем телом, приблизилась к самому подножию трона и не распростерлась, а скорее упала и поцеловала землю между рук султана, так как видела, что это делали другие присутствующие. И оставалась она в этом положении до тех пор, пока не подошел великий визирь. Он тронул ее за плечо и помог ей встать. И стояла она, изнемогая от волнения, и султан сказал ей:
— О женщина, вот уже несколько дней вижу, что ты приходишь в Совет и стоишь неподвижно, ни о чем не прося. Скажи же мне, что приводит тебя сюда и чего желаешь, чтобы я мог оказать тебе справедливость.
И мать Аладдина, немного ободренная приветливым голосом султана, ответила:
— Да снизойдет благословение Аллаха на главу господина нашего султана! Служанка же твоя, о царь времен, умоляет тебя, чтобы ты обещал ей безопасность, раньше нежели изложит она свою просьбу, так как иначе я боюсь оскорбить слух султана, ввиду того что просьба моя может показаться странной и необыкновенной!
Султан же, как человек добрый и человеколюбивый, поспешил обещать ей безопасность; он велел даже удалить из залы всех присутствующих, для того чтобы женщина могла говорить не стесняясь. И оставил он при себе только одного великого визиря. И обратился он к ней и сказал:
— Можешь говорить. Аллах дарует тебе безопасность, о женщина!
Но мать Аладдина, ободрившаяся вполне вследствие такого обращения султана, ответила:
— Я также прошу прощения у нашего султана за то, что найдет он неподходящим в моей просьбе, и за чрезвычайную дерзость слов моих!
А султан, все более и более подстрекаемый любопытством, сказал:
— Говори скорее и не стесняйся, о женщина! Аллах простит и помилует тебя во всем, что ты можешь сказать или потребовать!
Тогда мать Аладдина распростерлась еще раз перед троном и, призвав на султана благословение Всевышнего, принялась рассказывать все, что случилось с ее сыном с того дня, как он услышал глашатаев, объявлявших жителям приказ запереться в домах по тому случаю, что должна пройти со своею свитою Сетт Бадрульбудур. И не преминула она упомянуть, в каком состоянии находится Аладдин, грозивший, что убьет себя, если не выдадут за него замуж царевну. И рассказала она обо всем от начала и до конца. Но повторять это нет надобности. Потом, перестав говорить, она опустила голову в величайшем смущении и прибавила:
— И мне остается только, о царь времен, умолять твое величие не обвинять меня за безумие сына моего и простить меня, если материнская любовь побудила меня идти и передать тебе такую странную просьбу!
Когда султан, слушавший с большим вниманием, так как он был справедлив и доброжелателен, увидел, что мать Аладдина молчит, он не только не пришел в негодование, но добродушно засмеялся и сказал ей:
— Ах, бедняжка, а что у тебя в этом платке, который ты держишь за два уголка?
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но султан добродушно засмеялся и сказал ей:
— Ах, бедняжка, а что у тебя в этом платке, который ты держишь за два уголка?