Тогда мать Аладдина молча развязала шелковый платок и, не говоря ни слова, поднесла султану фарфоровое блюдо, на котором были уложены плоды — драгоценные камни. И вся зала осветилась их сиянием и блеском лучше люстр и факелов. И султан был ослеплен этим светом и изумлен их красотою. Потом взял он блюдо из рук доброй женщины и рассмотрел, перебрав один за другим все эти дивные камни. И долго смотрел он на них и щупал их в бесконечном восхищении. И наконец воскликнул, обернувшись к своему великому визирю:
— Клянусь головою своей, о визирь, как все это прекрасно и как изумительны эти плоды! Видал ли ты когда-нибудь или хотя бы слыхал ли о существовании таких восхитительных вещей на поверхности земли? Что ты думаешь об этом? Скажи мне!
И визирь отвечал:
— Воистину, о царь времен, я никогда не видал и никогда не слыхал о таких дивных вещах. Без сомнения, эти драгоценные камни не имеют себе подобных. И самые ценные украшения из шкафа нашего султана не стоят самого мелкого из этих плодов-самоцветов! Нет, не стоят!
А султан сказал:
— И не правда ли, о визирь мой, молодой Аладдин, присылающий мне с матерью своей такой прекрасный подарок, несомненно, заслуживает, и более всякого царского сына, чтобы я принял его просьбу и выдал за него замуж дочь мою Бадрульбудур?
При таком совершенно неожиданном вопросе султана, визирь изменился в лице, язык его онемел, ибо очень сильно опечалил визиря этот вопрос. Дело в том, что султан уже давно обещал ему ни за кого не выдавать замуж дочь свою, кроме как за одного из его сыновей, с детства сгоравшего от любви к султанской дочери. Поэтому после долгого молчания взволнованный и озабоченный визирь ответил с печалью в голосе:
— Да, о царь времен. Но твоя светлость забывает, что ты обещал дочь свою моему сыну, рабу твоему! Прошу у тебя как милости, если этот подарок неизвестного так понравился тебе, дай мне три месяца, и по окончании этого срока я обязуюсь найти еще более прекрасный подарок, который сын мой поднесет нашему султану!
Султан же, большой знаток в драгоценных камнях и украшениях, знал, что никто в мире, будь он царем или султаном, не мог найти подарок, хоть сколько-нибудь приближающийся к этим единственным в своем роде дивным драгоценностям, но не желал огорчать своего старого визиря, отказывая ему в милости, о которой тот просил, как бы ни была она бесполезна, и ответил ему:
— Разумеется, о визирь мой, я согласен на этот срок. Но знай, что по прошествии трех месяцев, если тебе не удастся найти для сына твоего приданое, которое он мог бы предложить мне для моей дочери и которое превосходило бы или только равнялось бы тому, что предлагает мне эта добрая женщина от имени сына своего Аладдина, я уж ничего более не смогу сделать для твоего сына за твою добрую и верную службу!
Потом, обернувшись к матери Аладдина, он сказал ей с большой приветливостью:
— О мать Аладдина, ты можешь вернуться спокойно и радостно к сыну и сказать ему, что брак может состояться не ранее как через три месяца, потому что нужно время для приготовления приданого для моей дочери и приличного ее званию устройства свадьбы.
И взволнованная до крайности мать Аладдина подняла руки к небу и пожелала султану благоденствия и долгой жизни, а затем простилась с ним и, выйдя из дворца, на крыльях радости полетела в дом свой.
И как только она вошла, Аладдин заметил, что счастье сияет на лице ее, и подбежал к ней и, волнуясь, спросил:
— Так что же, о мать моя, жить мне или покончить с собою?
А бедная женщина прежде всего в изнеможении опустилась на диван и, сняв покрывало с лица своего, сказала:
— Я пришла с доброю вестью, о Аладдин! Дочь султана отныне обещана тебе! Как видишь, подарок твой принят с радостью и удовольствием. Но только брак твой с Бадрульбудур может состояться не ранее как через три месяца. И причиной тому великий визирь, эта зловещая борода; он что-то шептал султану и, не знаю почему, посоветовал ему отложить торжество. Иншаллах![42] Случится только хорошее! И твое желание исполнится превыше всех ожиданий, о дитя мое! — И она прибавила: — А что до этого визиря, о сын мой, да проклянет его Аллах и да пошлет ему все худое! Дело в том, что я очень озабочена тем, что он мог шепнуть султану. Если бы не он, брак мог бы, по-видимому, состояться сегодня же или завтра, до такой степени государь был восхищен самоцветными плодами на фарфоровом блюде.
Потом, не успев передохнуть, она рассказала сыну обо всем, что случилось с той минуты, как она вошла в залу Совета, и до самого ухода из залы, и закончила рассказ свой такими словами: