А Бадрульбудур, восхищенная всем, что видела и слышала, говорила себе: «Никогда не воображала я, что могут существовать такие чудеса!»
Она даже перестала есть, чтобы лучше слышать музыку и пение джиннов. Аладдин же и мать его не переставали услуживать ей и подливать напитки, без которых, впрочем, она могла бы обойтись, так как и без них опьянела — от восторга. И это был для них счастливый и несравненный день, подобного которому не переживали и в дни Искандера и Сулеймана.
Но в эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Несомненно, это был для них счастливый и несравненный день, подобного которому не переживали и во дни Искандера и Сулеймана.
А когда наступила ночь, угощение было убрано и тотчас же вошла в залу под куполом целая толпа танцовщиц. Она состояла из четырехсот молодых девушек, дочерей джиннов — маридов и ифритов, — одетых, как цветы, и легких, как птички. И под звуки воздушной музыки они стали танцевать разные танцы, которые можно видеть только в райских садах. Тогда Аладдин встал и, взяв за руку супругу свою, мерным шагом направился с ней в брачную комнату. И молодые невольницы, возглавляемые матерью Аладдина, последовали за молодыми в стройном порядке. И сняли одежды с Бадрульбудур, и оставили на ней ровно столько, сколько нужно на ночь. И в таком виде была она подобна распускающемуся нарциссу. И, пожелав им счастья и радости, оставили их одних в опочивальне. И наконец Аладдин мог соединиться с Бадрульбудур, дочерью султана. И ночь их, как и день, не имела себе подобной даже в дни Искандера и Сулеймана.
А на другой день после ночи, полной наслаждений, Аладдин покинул объятия супруги своей Бадрульбудур, оделся в еще более роскошные, нежели накануне, одеяния и собрался ехать к султану. И велел он подать себе великолепную лошадь из конюшни, устроенной джинном, сел на нее и направился во дворец отца супруги своей посреди почетного конвоя. Султан же встретил его с живейшею радостью, обнял и осведомился о его здоровье и о здоровье Бадрульбудур. И Аладдин ответил на это, как следовало ответить, и сказал ему:
— Я поспешил к тебе, о царь времен, чтобы просить тебя озарить своим присутствием мое жилище и разделить с нами первую трапезу после нашей свадьбы! Прошу тебя привести с собой, чтобы посетить дворец твоей дочери, великого визиря и эмиров!
Султан же, чтобы лучше доказать ему свое уважение и расположение, без всяких отговорок принял приглашение, тотчас же поднялся и в сопровождении великого визиря и эмиров вышел вместе с Аладдином.
По мере того как султан приближался к дворцу дочери своей, восхищение его росло, а восклицания его становились более живыми, выразительными и учащенными. И все это было еще до входа его во дворец. Но когда вошел, — какое очарование! — повсюду видел он роскошь, великолепие, богатство, вкус и гармонию! Окончательно же ослепила его зала под хрустальным куполом, и он не мог оторвать глаз от ее воздушной архитектуры и украшений. И захотел он сосчитать число окон, украшенных драгоценными каменьями, и нашел, что окон было ровно девяносто девять. И удивился он чрезвычайно. Но вместе с тем султан заметил, что девяносто девятое окно осталось недоконченным и не имело никаких украшений; удивленный, обратился он к Аладдину и сказал ему:
— О сын мой Аладдин, вот, без сомнения, самый дивный из дворцов, когда-либо существовавших на земле! Я восхищен всем, что вижу! Но не можешь ли сказать мне, по какой причине ты не успел доделать это окно, которое своим несовершенством нарушает красоту остальных?
Аладдин же улыбнулся и ответил:
— О царь времен, прошу тебя, не думай, что я оставил окно в таком виде по забывчивости, или из расчетливости, или из простой небрежности; я оставил его таким с особым намерением. Я хотел, чтобы твое величество закончило этот труд, чтобы таким образом запечатлеть на камне этого дворца твое славное имя и память о твоем царствовании, — вот почему умоляю тебя освятить своим согласием это жилище, которое хотя и прилично, но остается недостойным твоей дочери!
Султан, чрезвычайно польщенный таким деликатным вниманием Аладдина, поблагодарил его и пожелал, чтобы работы начались немедленно. Для этого он приказал стражникам, чтобы они сейчас же привели во дворец самых искусных и самых богатых драгоценными камнями ювелиров, чтобы завершить инкрустацию окна. А в ожидании их прихода он пошел проведать дочь свою и спросить ее, как провела она первую ночь своего брака.