И чтобы не стеснять Аладдина, султан удалился к дочери своей Бадрульбудур.
Тогда Аладдин вынул из перламутрового шкафа волшебную лампу, которую постарался не забыть, переезжая во дворец из своего старого дома, и потер лампу, как делал это всегда. И тотчас же появился джинн и склонился перед Аладдином в ожидании его приказаний, и сказал ему Аладдин:
— О джинн, я вызвал тебя для того, чтобы ты сделал девяносто девятое окно подобным во всем остальным окнам купола!
И не успел он произнести эти слова, как джинн исчез.
И услышал Аладдин как будто стук великого множества молотков и визг пил на том окне — и (прошло меньше времени, чем нужно жаждущему, чтобы выпить стакан воды) были закончены все состоявшие из самоцветных камней орнаменты окна. И не мог Аладдин отличить его от других. И пошел он за султаном и пригласил его в залу под куполом.
Когда же султан стал напротив окна, которое видел недоконченным несколько минут тому назад, он не узнал окно и подумал, что ошибся, и стал на другую сторону залы. Но, обойдя несколько раз вокруг купола и убедившись, что работа была закончена в такой короткий срок, между тем как все ювелиры и золотых и серебряных дел мастера потребовали для нее три месяца, султан пришел в неописуемое восхищение, поцеловал Аладдина между глаз и сказал ему:
— Ах, сын мой Аладдин, чем более тебя узнаю, тем более восхищаюсь тобою!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Поцеловал Аладдина между глаз и сказал ему:
— Ах, сын мой Аладдин, чем более тебя узнаю, тем более восхищаюсь тобою!
И послал он за великим визирем и, указывая пальцем на приводившее его самого в восторг чудо, сказал ему с насмешкой:
— Ну-ка, скажи, визирь, что думаешь об этом?
Визирь же, не забывавший о своей неудаче, все более и более убеждался в том, что Аладдин — колдун, еретик и алхимик. Но не сказал он ничего об этом султану, видя, как привязался он к своему зятю, и, не споря с ним, предоставил ему восхищаться и ограничился только таким ответом:
— Аллах мудрее всех!
С того дня султан каждый вечер по окончании дел в диване приходил проводить несколько часов в обществе зятя своего Аладдина и дочери своей Бадрульбудур, чтобы полюбоваться на чудеса дворца, где каждый раз находил новые предметы, одни восхитительнее других, и все это приводило его в восторг.
Аладдин же нисколько не зазнался и не изнежился в своей новой жизни; он посвящал те часы, которые не проводил с супругою своею Бадрульбудур, добрым делам и собирал справки о бедняках, чтобы облегчать их положение. И это потому, что он не забывал о своем прежнем звании и о той нужде, в которой жил с матерью в годы своего детства. И сверх того, каждый раз, как выезжал он верхом, приказывал идти за собой нескольким невольникам, которые всегда бросали горстями золото сбегавшемуся на протяжении всего пути народу. И каждый день после полуденной трапезы и после ужина по его приказу раздавались бедным остатки с его стола, которыми кормилось более пяти тысяч человек.
Его щедрость, доброта и скромность расположили к нему весь народ, и все благословляли его. Имя его и жизнь его были священны для всех. Но завоевала для него все сердца и довершила его славу большая победа, одержанная им над взбунтовавшимися против султана племенами, причем он выказал чудеса храбрости и воинскую доблесть, оставившую далеко позади все подвиги знаменитейших героев. И Бадрульбудур еще сильнее полюбила его за это и все более и более радовалась своей судьбе, давшей ей в мужья единственного достойного ее человека. И так прожил Аладдин несколько лет в полном счастье между женою и матерью, окруженный любовью и преданностью великих и малых, более любимый и более уважаемый, нежели сам султан, который, впрочем, продолжал превозносить его и беспредельно восхищаться им.
Вот и все, что было с Аладдином.
А что касается чародея из Магриба, ставшего причиной всех этих событий и невольно доставившего Аладдину все его благополучие, так о нем скажу вот что. После того как он оставил Аладдина умирать от голода и жажды в подземелье, он возвратился к себе на родину, в далекий Магриб.
И все это время печалился он неудачным исходом своего путешествия и сожалел о трудах и усталости, которым напрасно подвергал себя из-за волшебной лампы. И не проходило дня, чтобы он не вспоминал с горечью в сердце обо всем этом и не проклинал и Аладдина, и ту минуту, когда встретил его. И однажды, когда досада давала о себе знать особенно упорно, ему захотелось наконец узнать подробности смерти Аладдина. А для этого, так как он был весьма искусен в землегадании, взял он свой столик с песком, вытащив его из шкафа, сел на квадратную циновку, очертил красный круг, разровнял песок, расставил значки — мужские, женские, матерей и детей, — пробормотал землегадательные слова и сказал: