Сетт Зобейда же скоро заметила, что каждый раз, как Абул Гассан приходил с халифом в женское отделение дворца, он обращал особенное внимание на одну из ее служанок по имени Сахарный Тростник и что девушка при этом сильно краснела от удовольствия. Поэтому однажды Сетт Зобейда и сказала своему супругу:
— О эмир правоверных, ты, как и я, вероятно, заметил, что Абул Гассан и Сахарный Тростник обмениваются взглядами, в которых выражается несомненная любовь. Что думаешь ты о браке между ними?
Халиф же ответил:
— Это возможно. Не вижу к тому препятствий. Впрочем, я и сам давно должен был подумать об этом. Весьма досадую на это, так как я еще во второй вечер, проведенный в доме Абул Гассана, обещал приискать ему достойную супругу. Нам остается только спросить их обоих, желают ли они сочетаться браком.
И тотчас же призвали Абул Гассана и Сахарный Тростник и спросили их, желают ли они вступить в брак. Сахарный Тростник вместо всякого ответа сильно покраснела, бросилась к ногам Сетт Зобейды и поцеловала у нее край одежды в знак благодарности. Но Абул Гассан ответил:
— Без сомнения, о эмир правоверных, Абул Гассан утопает в твоих щедротах. Но прежде чем взять к себе в дом в качестве супруги эту очаровательную юницу, я с позволения твоего и с позволения госпожи нашей Сетт Зобейды хотел бы задать ей один вопрос.
Сетт Зобейда улыбнулась и сказала:
— Какой же это вопрос, Абул Гассан?
Он ответил:
— О госпожа моя, я хотел бы знать, любит ли моя супруга то, что люблю я сам. Я же, должен признаться тебе, о госпожа моя, ценю только следующие вещи: веселье, порождаемое вином, удовольствие, доставляемое яствами, и радость, которую дают пение и прекрасные стихи. Итак, если Сахарный Тростник любит все это и если, кроме того, она чувствительна и никогда не будет отказывать мне в ласках, то я согласен любить ее сильною любовью. Если же нет, то, клянусь Аллахом, я останусь холостяком!
При этих словах Сетт Зобейда обернулась к Сахарному Тростнику и спросила ее:
— Ты слышала? Что можешь ответить?
И Сахарный Тростник ответила, наклонив голову в знак согласия.
Тогда халиф велел немедленно позвать кади и свидетелей, которые и написали брачный договор. И по этому случаю во дворце даны были большие празднества, и веселились тридцать дней и тридцать ночей, а по окончании празднеств молодые супруги могли наслаждаться счастьем в полном спокойствии. И проводили они жизнь в еде, питье и веселом смехе, тратя деньги без счета. И блюда с кушаньями, плодами и пирожным никогда не были пусты у них в доме, в напитках никогда не было у них недостатка, а радость и наслаждение наполняли все минуты их жизни. Поэтому по прошествии некоторого времени, израсходовав свои деньги на пиры и развлечения, они истратили все, что имели. А так как халиф, занявшись государственными делами, забыл назначить Абул Гассану правильные сроки для получения им содержания, то молодые супруги проснулись в один прекрасный день и увидели, что им нечем платить отпускавшим им в долг поставщикам. И почувствовали они себя совсем несчастными и из скромности не решились идти просить о чем бы то ни было халифа или Сетт Зобейду. Тогда они опустили голову и принялись раздумывать о своем положении. Но Абул Гассан первый поднял голову и сказал:
— Без сомнения, мы были очень расточительны. И я не хочу идти просить, как какой-нибудь нищий. Не хочу, чтобы и ты шла просить денег у Сетт Зобейды. Я придумал, что остается нам сделать, о Сахарный Тростник!
А Сахарный Тростник отвечала со вздохом:
— Говори! Я готова помогать тебе в том, что ты придумал, потому что мы не можем попрошайничать, а с другой стороны, не можем и изменить наш образ жизни, уменьшить наши расходы, так как вследствие этого потеряли бы уважение окружающих!
Абул Гассан сказал:
— Я был уверен, о Сахарный Тростник, что ты никогда не откажешься помогать мне при всякого рода обстоятельствах, в которые поставит нас судьба. Так знай же, что нам остается только одно средство выпутаться из затруднения, о Сахарный Тростник!
Она же ответила:
— Говори скорее!
А он сказал:
— Это смерть.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
Шахерезада продолжила:
При этих словах испуганная Сахарный Тростник воскликнула:
— Нет, клянусь Аллахом, я не хочу умирать!