она сказала:
И пусть утешит тебя Аллах, о Сахарный Тростник, да исцелит Он раны твои и продлит жизнь твою на все те годы, которые потерял покойный!
И убитая горем Сахарный Тростник поцеловала руку у своей госпожи и, продолжая плакать, возвратилась в свои покои. Она вошла в ту комнату, где ждал ее Абул Гассан, продолжавший лежать в саване, как покойник, заперла за собою дверь и начала с того, что рассмеялась веселым смехом. И сказала она Абул Гассану:
— Вставай из мертвых, о отец хитрости, и помоги мне тащить этот мешок с золотом, плод твоей хитрости! Клянусь Аллахом, если мы и умрем с голоду, то не сегодня!
И при помощи жены Абул Гассан освободился от савана и, вскочив, подбежал к мешку с золотом, притащил его на середину комнаты и принялся плясать вокруг него на одной ноге. Потом обратился он к своей супруге, поздравил ее с успешным окончанием дела и сказал:
— Но это еще не все, о женщина! Теперь твоя очередь умирать по моему примеру, а моя — добывать второй мешок. Увидим, так ли хорошо сумею я действовать у халифа, как ты у Сетт Зобейды. Нужно же, чтобы халиф, так потешавшийся на мой счет раньше, узнал, что не ему одному удаются шутки! Но нечего терять время в бесполезной болтовне! Начинай! Ты умерла!
И Абул Гассан закутал жену в тот самый саван, в который она завертывала его самого, положил ее посредине комнаты, на то место, где только что лежал сам, повернул ее ноги в сторону Мекки и велел ей не подавать признаков жизни, что бы ни случилось. После этого он привел в беспорядок свою одежду, распустил наполовину свой тюрбан, натер себе глаза луком, чтобы заставить их плакать крупными слезами, и, раздирая одежды, дергая себя за бороду и ударяя себя в грудь кулаком, вбежал к халифу, который в эту минуту сидел в Совете, окруженный великим визирем Джафаром, Масруром и несколькими старшими придворными. Увидев всегда веселого и беззаботного Абул Гассана в таком огорчении и в такой растерянности, халиф сам чрезвычайно огорчился и удивился, и, прервав заседание Совета, он встал и поспешил навстречу Абул Гассану, требуя, чтобы тот рассказал ему о причине своего горя. Но Абул Гассан, прижав к глазам платок, ответил лишь удвоенными слезами и рыданиями и наконец, после многих вздохов и притворных обмороков, произнес имя Сахарного Тростника:
— Увы мне! О бедная Сахарный Тростник! О, нет для меня удачи! Что станется со мною без тебя?
При этих словах и этих вздохах халиф понял, что Абул Гассан пришел известить о смерти жены своей, и был чрезвычайно огорчен. И слезы навернулись у него на глаза, и сказал он Абул Гассану, положив руку свою ему на плечо:
— Да смилуется над нею Аллах! И да продлит Он дни твои на все отнятые у этой кроткой и прелестной невольницы годы жизни! Мы отдали ее тебе для того, чтобы она была для тебя источником радости, а вот теперь она сделалась для тебя причиной скорби! Бедная!
И халиф не мог удержаться от горючих слез. И вытер он глаза платком. И Джафар, и другие присутствующие также заплакали горючими слезами и так же утирали глаза свои платками, как это делал халиф.
Потом халифу пришла та же мысль, что и Сетт Зобейде, он велел позвать казначея и сказал ему:
— Выдай сейчас же десять тысяч динаров Абул Гассану на погребение умершей супруги его! И вели отнести мешок к дверям его помещения!
И казначей повиновался и поспешил исполнить приказание. Абул Гассан же принял еще более убитый вид, поцеловал руку у халифа и, рыдая, удалился.
Когда он пришел в комнату, где ждала его закутанная в саван Сахарный Тростник, он воскликнул:
— Не одна ты достала столько золотых, сколько пролила слез! Смотри! Вот мой мешок! — И притащил он мешок с золотом на середину комнаты и, освободив Сахарный Тростник от савана, сказал ей: — Да, но это еще не все, о женщина! Теперь остается нам сделать так, чтобы халиф и Сетт Зобейда не разгневались на нас, когда узнают о нашей плутне! Так вот что мы сделаем…
И принялся он наставлять жену и объяснять ей свои намерения.
Вот и все, что случилось с ними.
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И халиф, сократив заседание Совета, взял с собою Масрура и отправился во дворец Сетт Зобейды, чтобы выразить ей свое соболезнование по поводу смерти любимой невольницы ее. Приотворив двери покоев супруги своей, он увидел, что она лежит на постели, окруженная служанками, осушавшими глаза ее и утешавшими ее. И подошел он к ней и сказал:
— О дочь моего дяди, да проживешь ты годы, утраченные бедной любимицей твоей Сахарный Тростник!