Услышав такие слова утешения, Сетт Зобейда, ожидавшая прихода халифа, чтобы сказать ему подобные же слова по поводу смерти Абул Гассана, чрезвычайно удивилась и, подумав, что халиф получил неверные известия, воскликнула:
— Да хранит Аллах жизнь любимицы моей Сахарный Тростник, о эмир правоверных! Скорее мне нужно выражать тебе соболезнование! Желаю тебе долгой жизни, чтобы ты на многие годы пережил товарища своего Абул Гассана! Если ты видишь меня такою огорченной, то это только по случаю смерти твоего друга, а не по причине смерти Сахарного Тростника, которая, да будет благословен Аллах, находится в добром здравии!
При этих словах халиф, имевший основание полагать, что он вполне хорошо осведомлен, не мог удержаться от улыбки и, обернувшись к Масруру, сказал ему:
— Клянусь Аллахом! О Масрур, что думаешь ты об этих словах своей госпожи? Она, обыкновенно столь разумная и рассудительная, потеряла голову совершенно так, как это бывает с прочими женщинами! До какой степени верно, что все женщины похожи одна на другую! Я прихожу утешать ее, а она пытается огорчить меня, объявляя заведомо ложное известие. Поговори с ней! И расскажи ей то, что видел и слышал сам. Быть может, она скажет тогда иное и не будет стараться ввести нас в обман.
И, повинуясь халифу, Масрур сказал его супруге:
— О госпожа моя, господин наш, эмир правоверных, прав. Абул Гассан жив и здоров, но он горько оплакивал смерть жены своей; Сахарный Тростник, любимица твоя, умерла сегодня ночью от несварения в желудке. Знай, что Абул Гассан только что вышел из Совета, куда приходил известить нас о смерти супруги своей. Он вернулся к себе огорченный и награжденный, благодаря щедротам господина нашего, мешком с десятью тысячами золотых динариев на похороны.
Эти слова Масрура не только не убедили Сетт Зобейду, но еще более утвердили ее в уверенности, что халиф желает шутить, и воскликнула она:
— Клянусь Аллахом, о эмир правоверных, сегодня не время заниматься шутками, по твоему обыкновению! Я знаю, что говорю; и моя казначея скажет тебе, во что обошлись мне похороны Абул Гассана. Мы должны бы оказать более участия к горю нашей невольницы, а не смеяться так бестактно и неуместно!
При таких словах халиф сильно разгневался и воскликнул:
— Что ты говоришь, дочь моего дяди? Клянусь Аллахом, да не лишилась ли ты рассудка, если говоришь такие вещи? Говорю же тебе, что умерла Сахарный Тростник. Впрочем, совершенно бесполезно спорить об этом. Я сейчас докажу тебе справедливость того, что утверждаю!
И сел он на диван и, обратившись к Масруру, сказал:
— Поспеши в покои Абул Гассана, чтобы узнать, хотя я и без того это знаю, кто из двух супругов скончался! И возвращайся скорее сказать нам, в чем дело!
Между тем как Масрур поспешил исполнять приказ, халиф обратился к Сетт Зобейде и сказал ей:
— О дочь моего дяди, мы увидим сейчас, кто из нас прав. Но коль скоро ты отрицаешь такую ясную вещь, я хочу побиться с тобою об заклад, на что бы ты ни пожелала!
Она ответила:
— Согласна! Если проиграю, отдам тебе то, чем дорожу больше всего на свете, а именно мой павильон с картинами, а если выиграю — ты дашь мне, что хочешь, как бы ничтожна ни была эта вещь!
Халиф сказал на это:
— Я предлагаю со своей стороны то, чем дорожу больше всего на свете, а именно мой увеселительный дворец. Думаю, что, таким образом, не обижу тебя! Мой дворец во многом превосходит и ценностью, и красотой твой павильон с картинами!
Сетт Зобейда жестоко обиделась и ответила:
— Теперь нечего спорить о том, что лучше: твой дворец или мой павильон. Чтобы решить это, тебе стоит только прислушаться к тому, что говорят у тебя за спиной. Освятим-ка лучше наш заклад. Да будет между нами Аль-Фатиха![13]
И халиф согласился:
— Да, пусть Аль-Фатиха Корана будет между нами!
И они прочли вместе первую главу святой книги, чтобы скрепить свой заклад.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А чтобы скрепить свой заклад, прочли они вместе первую главу святой книги. И стали они ждать возвращения меченосца Масрура, молча и враждебно настроенные друг против друга.
Вот и все, что было с ними.
Что же до Абул Гассана, то он зорко следил и, еще издали увидав приближавшегося Масрура, понял, с какою целью тот идет к нему. И сказал он Сахарному Тростнику:
13