И дервиш сказал мне:
— Вот мы и пришли туда, куда надо было попасть. Останови своих верблюдов и заставь их лечь на живот, чтобы, когда придет время нагрузить их тем, что ты вскоре увидишь, нам не пришлось бы этого делать.
И я ответил, что слушаю и повинуюсь, и я заставил всех моих верблюдов одного за другим лечь на живот на обширной площадке, находившейся у подножия этой горы.
После чего я присоединился к дервишу и увидел, что в руке у него огниво, с помощью которого он поджег груду сухих веток. И как только пламя разгорелось, дервиш бросил в него пригоршню ладана, произнеся слова, смысла которых я не понял. И тотчас в воздух поднялся столб дыма, и дервиш рассек его своим посохом пополам — и тотчас же большая скала, перед которой мы стояли, раскололась надвое и позволила нам увидеть широкий проем там, где мгновение назад была гладкая вертикальная стена.
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
И тотчас в воздух поднялся столб дыма, и дервиш рассек его своим посохом пополам — и тотчас же большая скала, перед которой мы стояли, раскололась надвое.
А когда наступила
она сказала:
Тотчас же большая скала, перед которой мы стояли, раскололась надвое и позволила нам увидеть широкий проем там, где мгновение назад была гладкая вертикальная стена.
А там, за ним, лежали груды чеканного золота и каменьев, как те груды соли, что мы видим на берегу моря. И я при виде этого сокровища набросился на первую же кучу золота с быстротой пикирующего на голубя ястреба и принялся набивать золотом мешок, который успел прихватить с собой. Однако дервиш рассмеялся и сказал мне:
— О бедняга, зачем ты делаешь такую невыгодную работу?! Разве ты не видишь, что, наполнив все свои мешки золотыми монетами, ты сделаешь их слишком тяжелыми для своих верблюдов?! Вместо этого наполни их этими самоцветными камнями, которые лежат чуть дальше, ведь каждый из них стоит больше, чем каждый из этих кусков золота, и в то же время каждый в сто раз легче, чем кусок этого металла.
И я ответил:
— Никаких возражений, о дервиш, — ибо увидел, насколько справедливо было его наблюдение.
И один за другим я наполнил свои мешки этими камнями и погрузил их по два на спины моих верблюдов. И когда я нагрузил таким образом восемьдесят верблюдов, дервиш, который смотрел на меня, улыбаясь и не двигаясь с места, встал и сказал мне:
— Осталось только закрыть клад и уйти.
И, сказав так, он прошел через скалу, и я увидел, как он направляется к большому кувшину из золота, стоявшему на подставке из сандалового дерева. И я подумал про себя: «Клянусь Аллахом! Как жаль, что у меня нет с собой восьмидесяти тысяч верблюдов, нагруженных этими ограненными камнями, и монетами, и драгоценностями, вместо тех восьмидесяти, которыми я владею!»
И тут я увидел, как дервиш подошел к драгоценному кувшину и поднял крышку. И он взял оттуда маленький золотой горшочек, который спрятал у себя на груди. И когда я вопросительно посмотрел на него, он сказал мне:
— Ничего особенного. Это всего лишь глазная мазь.
И он не сказал больше ни слова. И когда я, движимый любопытством, в свою очередь, хотел подойти, чтобы взять немного этой мази для глаз, он остановил меня, сказав:
— На сегодня хватит, и нам пора отсюда выбираться.
И он подтолкнул меня к выходу и произнес какие-то слова, которых я не разобрал. И тотчас же обе части скалы соединились, и на месте зияющего проема возникла ровная поверхность, которая была такой же гладкой, как если бы ее только что вырезали из горного камня.
И тогда дервиш повернулся ко мне и сказал:
— О Баба Абдаллах, мы сейчас выйдем из этой долины. И как только мы доберемся до того места, где встретились, мы поделим нашу добычу по справедливости, по-дружески.
И тогда я заставил своих верблюдов встать. И мы благополучно миновали то место, по которому прошли в долину, и вместе двинулись к караванному пути, где нам надо было разделиться, чтобы каждый мог пойти своей дорогой: я — к Багдаду, а дервиш — в Басру.