Однако по дороге я сказал себе, размышляя о предстоящей дележке: «Клянусь Аллахом! Этот дервиш требует слишком многого за то, что он сделал. Правда, именно он рассказал мне о сокровище и открыл его благодаря своей науке колдовства, которую осуждает Священное Писание. Но если бы не мои верблюды, что бы он мог сделать? И даже, может быть, без моего присутствия дело не выгорело бы, поскольку наверняка это сокровище записано на меня и зависит от моей удачи и судьбы. Поэтому думаю, что если дам ему сорок верблюдов, нагруженных этими камнями, то я буду разочарован оставшимся мне добром, ведь когда я нагружал мешки, он отдыхал, улыбаясь, и к тому же именно я хозяин верблюдов. Поэтому я не должен позволять ему действовать по своему усмотрению при этом обмене. И я сумею заставить его услышать правду».
Поэтому, когда наступил момент дележа, я сказал дервишу:
— О святой человек, ты, который по самим принципам своей корпорации должен мало заботиться о мирских благах, что ты будешь делать с сорока верблюдами и с их грузом, которого ты несправедливо требуешь от меня за свои указания?
И дервиш, не возмущенный и не рассерженный моими словами, чего я не ожидал, спокойно мне ответил:
— Баба Абдаллах, ты прав, когда говоришь, что я должен быть человеком, который мало заботится о благах этого мира. Поэтому я не претендую на ту ее часть, которая должна принадлежать не мне, а согласно принципу справедливого дележа должна быть распределена по всему миру среди бедных и обездоленных. Что же касается того, что ты называешь несправедливостью, то подумай, о Баба Абдаллах, что и со стократно меньшим, чем я дал тебе, ты уже будешь самым богатым из жителей Багдада. И ты забываешь, что ничто не принуждало меня рассказывать тебе об этом сокровище и что я мог бы хранить эту тайну только для себя. Оставь жадность в стороне и довольствуйся тем, что дал тебе Аллах, не стремясь вернуться к нашему соглашению!
И хотя я понимал недостаточность своих притязаний и был уверен, что неправ, я изменил свою тактику и ответил так:
— О дервиш, ты убедил меня в моих заблуждениях. Но позволь напомнить тебе, что ты превосходный дервиш, который ничего не понимает в управлении верблюдами и умеет только служить Всевышнему. Поэтому ты забываешь, на какие хлопоты ты себя обрекаешь, желая погонять столько верблюдов, привыкших к голосу своего хозяина. Поверь мне, тебе следует взять их как можно меньше, а позже ты сможешь вернуться в эту сокровищницу, чтобы пополнить свой запас драгоценных камней, ведь ты можешь открывать и закрывать по своему усмотрению вход в пещеру. Поэтому прислушайся к моему совету и не подвергай душу свою бедам и заботам, к которым она не привыкла.
И дервиш, словно был не в состоянии ни в чем мне отказать, ответил:
— Признаюсь, о Баба Абдаллах, что я сначала и не задумывался о том, о чем ты мне только что напомнил, и теперь я уже чрезвычайно беспокоюсь о последствиях этого путешествия, во время которого я буду находиться наедине со всеми этими верблюдами. Поэтому из сорока верблюдов, которые перейдут ко мне, выбери двадцать, которые тебе будет угодно выбрать, и оставь мне двадцать, которые останутся со мною. И да пребудет с тобой Аллах!
И я, сильно удивленный тем, что дервиша удалось так легко уговорить, тем не менее поспешил выбрать сначала те сорок верблюдов, которые были моей долей, а затем и те двадцать, которые дервиш мне уступил. И, поблагодарив его за добрые услуги, я отошел от него и двинулся в сторону Багдада, в то время как он повел своих двадцать верблюдов к Басре.
Но не успел я сделать и нескольких шагов по дороге в Багдад, как в сердце моем вспыхнула зависть и черная неблагодарность. И я стал оплакивать потерю моих двадцати верблюдов, а еще более богатство, которое они несли на своих спинах. И я сказал себе: «Почему он расстраивает меня моими двадцатью верблюдами, этот проклятый дервиш, когда он хозяин клада и может взять из него все, что захочет?!» И я остановил своих верблюдов и побежал вслед за дервишем, призывая его изо всех сил и делая ему знаки остановить своих верблюдов и ждать меня. И он услышал мой голос и остановился. И, догнав его, я сказал ему:
— О брат мой дервиш! Я не смог покинуть тебя, так как сильно разволновался о тебе, о твоем спокойствии. И я не решился расстаться с тобой, не призвав тебя еще раз подумать о том, как трудно вести двадцать нагруженных верблюдов, особенно тебе, о брат мой дервиш, человеку, не привыкшему к этому ремеслу и занятию. Поверь мне, тебе будет гораздо лучше, если ты будешь держать при себе только самое большее десять верблюдов, избавив себя от остальных десяти и поручив их такому человеку, как я, который может позаботиться о сотне верблюдов словно об одном-единственном.