И, закончив петь, она обратила на меня такой нежный взор, что я, забыв вдруг о робости своей и о присутствии царской дочери и ее злокозненных спутниц, бросился к ногам Каирии, охваченный любовью и находясь на верху блаженства. И, почувствовав аромат, исходящий от ее тонкой одежды, и тепло ее тела близ рук моих, я был в таком опьянении, что вдруг заключил ее в свои объятия и принялся страстно целовать везде где только мог, в то время как она упала в обморок, как голубка. И я вернулся к реальности, только услышав громкий смех, который издавали молодые девушки, увидав, что я ошалел, как молодой баран, достигший своего созревания.
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И я вернулся к реальности, только услышав громкий смех, который издавали молодые девушки, увидав, что я ошалел, как молодой баран, достигший своего созревания.
После этого все принялись есть и пить, и говорить глупости, и беседовать между ласками, пока не вошла старая рабыня, которая предупредила всю компанию, что скоро наступит утро. И мы все вместе ей ответили:
— О нянюшка, госпожа наша, твоя воля на наших головах и перед глазами!
И Зулейка встала и сказала мне:
— Пора, о Хасан, идти отдыхать. И ты можешь рассчитывать на мою защиту, чтобы добиться соединения со своей возлюбленной, ибо я не пожалею ничего, чтобы заставить тебя прийти к исполнению твоих желаний. А пока мы тебя бесшумно выведем из гарема.
И она прошептала на ухо несколько слов своей старой кормилице, которая на мгновение посмотрела мне в лицо, а потом взяла меня за руку, велев следовать за нею. И я, поклонившись этой стайке голубок и бросив страстный взгляд на восхитительную Каирию, пошел за старухой, которая провела меня по нескольким галереям, и, миновав тысячу поворотов, мы добрались до маленькой двери, от которой у нее был ключ. И она открыла эту дверь, а я выскользнул на улицу и увидел, что вышел из дворца.
Однако, поскольку уже рассвело, я поспешил пройти обратно во дворец через большие ворота, причем так, чтобы меня заметили стражники. И я пробежал в свою комнату, в которой, едва переступив порог, увидел своего покровителя, визиря царя Сабур-шаха, потомка друзей Лута, который ждал меня на пределе терпения и беспокойства. И он встал, увидев, как я вошел, обнял меня и, нежно поцеловав, сказал:
— О Хасан, сердце мое было в великом трепете за тебя! И я не сомкнул глаз всю ночь, думая о том, что ты, чужак в Ширазе, бежишь от ночных опасностей со стороны негодяев, кишащих на его улицах! Ах! Дорогой, где ты был вдали от меня?
Я не стал рассказывать ему о своем приключении и о том, что провел ночь с девушками, а лишь ответил, что познакомился с одним купцом из Дамаска, поселившимся в Багдаде, который только что уехал в Эль-Басру со всей своей семьей, и что он продержал меня у себя всю ночь. И мой защитник был вынужден поверить мне, лишь вздохнув, и дружески пожурил меня.
И это все, что было с визирем царя Сабур-шаха, потомком друзей Лута.
Что же касается меня, то я почувствовал, что сердце мое и разум мой связаны прелестями восхитительной Каирии, и весь этот день и всю ночь я вспоминал малейшие обстоятельства нашего знакомства. И на следующий день я все еще был погружен в свои воспоминания, когда в мою дверь постучал евнух, и он спросил:
— Здесь живет господин Хасан из Дамаска, новый дворецкий господина нашего, царя Сабур-шаха?
И я ответил:
— Ты у него.
Тогда он поцеловал землю между рук моих и поднялся, чтобы вытащить из-за пазухи бумажный свиток, который он вручил мне. И он ушел так же, как и пришел.
И я тут же развернул бумагу и увидел, что она содержит следующие строки, начертанные замысловатым почерком: «Если олень из страны Шам, прогуливаясь в лунном свете среди ветвей, придет этой ночью в сады, он встретит молодую лань, ищущую любви, которая падает в обморок от одного его приближения и которая скажет ему на своем языке, как сильно она тронута тем, что стала его избранницей среди других ланей и любимицей среди ее спутниц».
И, о господин мой, прочитав это письмо, я почувствовал себя пьяным без вина. Ибо, хотя в первый же вечер я понял, что восхитительная Каирия имеет ко мне какую-то склонность, я вряд ли ожидал такого доказательства ее привязанности. Поэтому, как только я смог сдержать свои чувства, я подошел к своему защитнику — визирю царя Сабур-шаха — и поцеловал его руку. И, настроив его таким образом в мою пользу, я попросил у него разрешения сходить к одному дервишу из моей страны, недавно прибывшему из Мекки и пригласившему меня провести с ним ночь. И, получив на это разрешение, я пошел домой и выбрал из своих драгоценных камней самые красивые изумруды, самые чистые рубины, самые белые бриллианты, самые крупные жемчужины, самую нежную бирюзу и самые совершенные сапфиры, и я взял золотую нить, чтобы сделать из них четки. И как только на сады опустилась ночь, я уже благоухал чистым мускусом, и я бесшумно пробирался через заросли и прошел через маленькую потайную дверь, путь к которой я знал и которую нашел открытой как будто специально для осуществления моего намерения.