При этих словах моя подруга грациозно высвободилась из моих объятий и сказала:
— Что ж, Хасан, я больше не сомневаюсь в твоей привязанности и хочу развеять заблуждения, в которые я намеренно ввела тебя с целью испытать твои чувства. Так знай же, что я не та, кем ты меня считаешь, я не Каирия — любимица принцессы Зулейки. Я — принцесса Зулейка, а та, которую ты считал принцессой Зулейка, — моя любимая Каирия. И я придумала эту уловку только для того, чтобы быть уверенной в твоей любви. Впрочем, ты сейчас же получишь подтверждение моих слов.
И, сказав это, она сделала знак — и из тени кипарисов вышла та, которую я считал принцессой Зулейкой, а на самом деле это была ее любимица Каирия. И она подошла и поцеловала руку своей хозяйки и церемонно поклонилась мне.
И восхитительная принцесса сказала мне:
— Теперь, о Хасан, когда ты знаешь, что меня зовут Зулейка, а не Каирия, полюбишь ли ты меня так же сильно и будешь ли испытывать к принцессе те же нежные чувства, которые испытывал к простой фаворитке принцессы?
И я, о господин мой, не преминул дать правильный ответ…
В эту минуту Шахерезада заметила, что восходит утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И я, о господин мой, не преминул дать правильный ответ, сказав Зулейке, что даже не представляю, чем могу заслужить ее внимание, чтобы она соизволила подарить взгляд свой рабу ее и тем самым сделать судьбу его более завидной, чем судьбы сыновей величайших царей земли.
Однако она прервала меня и сказала:
— О Хасан, не удивляйся тому, что я делаю для тебя! Разве я не видела тебя спящим однажды ночью под деревьями при ясной луне?! И вот с того момента мое сердце было покорено твоей красотой, и я не могла поступить иначе, как отдаться тебе, не сопротивляясь порывам сердца своего.
И пока добрая Каирия прогуливалась неподалеку, чтобы следить за окрестностями, мы отдавались пылким чувствам своим, однако ничего противозаконного не произошло. И мы провели ночь, целуясь и нежно беседуя, пока фаворитка не предупредила нас, что пора расставаться. Но прежде чем я покинул Зулейку, она сказала мне:
— О Хасан, да пребудет с тобой память моя! И я обещаю, что скоро ты узнаешь, насколько ты дорог мне.
И я бросился к ее ногам, чтобы выразить ей свою благодарность за все ее милости. И мы расстались со слезами страсти на глазах. И я вышел из садов, пройдя те же повороты, что и в первый раз.
Так вот на следующий день я всей душою надеялся получить знак от моей возлюбленной, который позволил бы мне рассчитывать на новое свидание в садах. Но прошел день, и он не принес мне воплощения самой заветной надежды моей. И я не мог сомкнуть глаз в ту ночь, не понимая, в чем причина этого молчания. И на следующий день, несмотря на присутствие моего покровителя, визиря царя Сабур-шаха, который пытался угадать причину моего волнения, и на слова, которые он говорил мне, чтобы отвлечь меня, я видел все в черном свете и не хотел прикасаться ни к какой еде. И когда наступил вечер, я спустился к садам, когда они еще не были закрыты для посещений, и, к своему великому изумлению, увидел, что все рощи заняты стражниками, и, подозревая, что произошло какое-то серьезное событие, я поспешил домой. И, добравшись до дома, я нашел ожидавшего меня евнуха принцессы. И он дрожал и не мог успокоиться, находясь в моей комнате, словно из всех углов ее на него готовы были выскочить вооруженные люди, способные разорвать его на куски. И он вручил мне бумажный свиток, похожий на тот, который он уже вручал мне, и быстро удалился.
И я развернул свиток и прочел следующее: «Знай, о ядрышко моей нежности, что юная лань была удивлена появившимися охотниками, когда ее покинул грациозный олень. И теперь за ней следят стражники всего сада. Так что будь осторожен, пытаясь ночью при лунном свете найти свою лань. И будь начеку, стараясь сохраниться от преследователей наших врагов. И главное, не впадай в отчаяние, что бы ни случилось и что бы ты ни услышал в эти дни. И пусть даже сама смерть моя не заставит тебя потерять рассудок до такой степени, что ты забудешь об осторожности. Уассалам!»
Когда я прочитал это письмо, о царь времен, мои тревоги и предчувствия достигли крайнего предела, и я окунулся в поток своих бурных мыслей. Поэтому, когда на следующий день по дворцу разнеслись слухи о столь же внезапной, как и необъяснимой смерти принцессы Зулейки, душевная боль моя уже достигла своей вершины, и я, не испытывая ни малейшего изумления, упал в обморок в объятиях своего покровителя, уткнувшись головой в его колени.