И мы продолжали это таким образом, о царь времен, в течение двадцати ночей, следовавших одна за другой, и мы доходили до пределов опьянения и блаженства. И к концу этого времени я вспомнил о своей матери, и я сказал молодой женщине, жене моей:
— Йа ситти, вот уже долгое время я не был дома, и мать моя, которая не имеет обо мне никаких известий, должна сильно обо мне беспокоиться. И кроме того, вероятно, значительно пострадали мои торговые дела, так как моя лавка была заперта все эти дни.
И она отвечала мне:
— Разве это зависит не от тебя? И я от всего сердца даю тебе свое согласие на то, чтобы ты пошел повидаться со своей матерью и успокоил ее. И отныне ты можешь уходить каждый день и заниматься своими делами, если только это тебе может доставить удовольствие, но я требую, чтобы тебя каждый раз уводила и приводила та старуха, которая и привела тебя сюда.
И я отвечал:
— В этом нет ничего для меня неудобного!
И тогда старуха подошла ко мне, завязала глаза мои платком и проводила меня как раз до того места, где она завязала мне глаза в первый раз, и тут она сказала мне:
— Возвращайся сюда вечером, в час молитвы, я буду ждать тебя на этом же месте, чтобы проводить к супруге твоей.
И, сказав это, она сняла повязку и рассталась со мною.
И я поспешил к своему дому и нашел мать свою в отчаянии и в слезах горести, за шитьем траурных одежд. И лишь только она увидела меня, она бросилась ко мне и приняла меня в свои объятия, плача от радости. И я сказал ей:
— Не плачь, о мать моя, и осуши глаза свои, потому что это отсутствие привело меня к счастью, о котором я не осмеливался никогда даже мечтать.
И я описал ей свое счастливое приключение, и она в восторге воскликнула:
— Да покровительствует тебе Аллах и да оградит тебя, о сын мой! Но обещай мне, что ты будешь навещать меня каждый день, потому что моя материнская нежность нуждается в твоей привязанности.
И я без всякого затруднения мог обещать ей это, так как моя жена дала уже мне свое согласие на свободный уход из дому. И затем остаток дня я провел за своими делами, продавая и покупая в моей лавке на базаре, и, когда наступил определенный час, я возвратился в назначенное место и нашел там старуху, которая завязала мне, как обыкновенно, глаза и провела во дворец супруги моей, говоря:
— Для тебя же лучше то, что я делаю, потому что, как я тебе уже сказала, сын мой, на этой улице множество замужних женщин и девушек проводят время в передних комнатах домов, и у всех у них нет другого желания, кроме желания подышать мимолетной любовью, как они вдыхают воздух и пьют текучую воду. Что было бы с твоим сердцем в их сетях?
И когда я пришел во дворец, в котором я теперь жил, жена моя встретила меня с невыразимым восторгом, и я отвечал ей, как наковальня отвечает молоту. И мой петушок без гребня и голоса не опоздал на встречу со своей сладкой курочкой, и он не посрамил свою репутацию бравого бойца, потому что, ради Аллаха, о, мой баран в тот вечер нанес не менее тридцати ударов рогами сражающейся с ним овце и не остановил сражение, пока его противник не взмолился о пощаде и не попросил амана[17].
И эта жизнь, полная ночных сражений, утренних баталий и дневных схваток, длилась три месяца. И каждый день я удивлялся, размышляя о судьбе своей, и так говорил себе: «Какой счастливый жребий свел меня с этой пылкой молодой девушкой и дал мне ее в жены! И что за дивный рок наградил меня вместе с этим кусочком свежего масла дворцом и всеми богатствами, какими не обладают даже цари!»
И не проходило дня, чтобы я не делал попыток узнать через рабов имя и звание той, на которой я женился, не будучи с ней знаком и не имея понятия о тех людях, дочерью или родственницей которых она была.
И вот в один день среди других дней я очутился в сторонке с молодой негритянкой из числа черных рабынь жены моей и спросил ее об этом, говоря ей:
— Аллах над тобой, о благословенная девушка, о белая внутри, скажи мне, что ты знаешь о госпоже твоей, и твои слова я оставлю в самом темном углу моей памяти.
И юная негритянка, дрожа от ужаса, отвечала мне:
— О господин мой, история моей госпожи совершенно необыкновенна, но я боюсь, что, если я открою тебе ее, я буду немедленно и неизбежно предана смерти. Все, что я могу тебе сказать, — это только что однажды она заметила тебя на базаре и избрала тебя по чистой любви.
И я ничего более не мог добиться от нее, кроме этих немногих слов. И даже когда я продолжал настаивать, она пригрозила мне пойти и доложить своей госпоже о моих попытках вывести ее на запрещенный разговор. Тогда я предоставил ей идти своим путем-дорогою и вернулся к жене своей для очередного сражения.
17
На Востоке кричать «аман» означает просить пощады, защиты, помилования.