И таким образом, моя жизнь протекала среди страстных наслаждений и любовных турниров. Но вот однажды в послеполуденное время, когда я сидел в моей лавке с разрешения супруги моей, я заметил, бросив взор на улицу, молодую девушку, под вуалью…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила наступление утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но вот однажды в послеполуденное время, когда я сидел в моей лавке с разрешения моей супруги, я заметил, бросив взор на улицу, молодую девушку, под вуалью, которая, по-видимому, направлялась ко мне. И когда она очутилась перед моей лавкой, она обратилась ко мне с самым грациозным приветом и сказала мне:
— О господин мой, вот золотой петушок, украшенный алмазами и драгоценными камнями, которого я напрасно предлагала по своей цене всем купцам базара. Но все эти люди без вкуса и понимания изящного, потому что они говорили мне, что такую вещь нелегко продать и что им невозможно будет с выгодой пристроить ее. И потому я пришла предложить ее тебе, человеку со вкусом, за ту цену, которую ты сам пожелаешь за нее назначить.
И я отвечал ей:
— Мне вовсе не нужна эта безделица, но, чтобы доставить тебе удовольствие, я предлагаю тебе за нее сто динаров — ни больше ни меньше.
И молодая девушка отвечала:
— В таком случае бери ее, и да будет эта покупка к твоей выгоде.
И хотя у меня не было никакого желания приобретать золотого петушка, я подумал, однако, что эта фигурка может доставить удовольствие моей жене, напоминая ей о моих супружеских качествах. И я направился к сундуку и вынул из него сто динаров. Но когда я хотел отдать их молодой девушке, она не взяла их, говоря мне:
— Поистине, они не принесут мне никакой пользы, и я не хочу другой платы, как чтобы ты дал мне право один раз поцеловать тебя в щеку. И это единственное мое желание, о молодой человек.
И я сказал себе: «Клянусь Аллахом! Один поцелуй в щеку за вещь, которая стоит больше тысячи золотых динаров, — это необыкновенная и очень выгодная цена».
И я не поколебался дать ей мое согласие.
Тогда молодая девушка, о господин мой, приблизилась ко мне, откинула со своего лица покрывало, дала мне один поцелуй в щеку, — и могло ли быть что-нибудь деликатнее его! — но в то же время у нее как будто вдруг появилось желание испробовать вкус моей кожи, она погрузила в мое тело свои зубы юной тигрицы и укусила меня с такой силой, что шрам от этого укуса остался у меня до сих пор. Потом она удалилась, смеясь, тогда как я пытался остановить кровь, которая текла по щеке моей. И я подумал: «О такой-то, этот случай — удивительный случай! И ты скоро увидишь, что все женщины базара придут к тебе и потребуют: одна — кусочек твоей щеки, другая — кусочек твоего подбородка, и третья — кусочек еще чего-нибудь, и в таком случае не лучше ли тебе будет сбыть свои товары и продавать только куски себя самого?!»
И с наступлением вечера я, и радостный и сердитый, вернулся к старухе, которая, по обыкновению, ожидала меня на углу нашей улицы и которая, завязав глаза мои, проводила меня к дворцу жены моей. И по дороге я слышал, как она сквозь зубы бормотала бессвязные слова, в которых, мне казалось, заключались угрозы, но я подумал: «Все старухи любят брюзжать и проводят свои дни только в том, что ворчат на все и мелют всякий вздор».
И, войдя к жене своей, я увидел, что она сидит в приемной зале, с нахмуренными бровями и одетая с ног до головы в пурпурный цвет, как одеваются цари в часы своего гнева. И осанка ее была надменна, и лицо ее было бледно. И при виде всего этого я сказал себе: «О Спаситель, заступись за меня!»
И, не зная, чему приписать эту грозную позу, я приблизился к жене моей, которая, против обыкновения, не поднялась мне навстречу и отвратила взоры свои от лица моего, и, поднося ей золотого петушка, которого я приобрел, я сказал ей:
— О госпожа моя, прими этого драгоценного петушка, эта вещь поистине достойна удивления и занимательна на вид, я купил ее, чтобы доставить тебе удовольствие!
Но при этих словах чело ее омрачилось, и глаза ее потемнели, и, прежде чем успел посторониться, я получил головокружительную пощечину, которая заставила меня завертеться волчком и едва не разбила мне челюсть. И она закричала мне:
— О собака, сын собаки, если ты действительно купил только этого петуха, скажи, откуда этот шрам на щеке твоей?