Тогда я после некоторого размышления решил, что не следует быть неблагодарным по отношению к этому джинну, который, в общем-то, стал причиной моего процветания. И я уже собирался вернуться к султану Китая, чтобы заявить ему, что я не в состоянии с помощью своей науки избавить принцессу от ее недуга, когда Аллах вложил мне в голову одну хитроумную уловку. Поэтому я обратился к джинну и сказал ему:
— О вождь джиннов и их повелитель! О великий, я пришел сюда не для того, чтобы исцелить китайскую принцессу, напротив, я совершил это путешествие, чтобы молить тебя прийти мне на помощь. Ты, верно, помнишь ту женщину, с которой провел в колодце много неприятных минут. Так вот, эта женщина была моей женой, дочерью моего дяди. И это я бросил ее в этот колодец, чтобы обрести покой. Так вот, это бедствие продолжает преследовать меня. Я не знаю, кто смог вытащить оттуда эту сучью дочь, но она теперь снова на свободе и преследует меня по пятам. Она повсюду следует за мной и, на наше несчастье, через минуту будет прямо здесь. И я уже слышу, как она кричит своим гнусавым голосом во дворе дворца. О друг мой, помоги мне! Я пришел просить твоей помощи!
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И я уже слышу, как она кричит своим гнусавым голосом во дворе дворца. О друг мой, помоги мне! Я пришел умолять тебя о помощи!
Услыхав мои слова, джинн был охвачен невыразимым ужасом, и он воскликнул:
— О моей помощи! Йа Аллах! О моей помощи! Пусть мои братья-джинны сохранят меня от возможности встретиться лицом к лицу с этой женщиной! Мой друг Ахмад, спасайся, если сможешь! Что же касается меня, то я ничем не смогу помочь тебе! Спастись бы самому!
Сказав это, он с шумом вылетел из тела принцессы, чтобы дунуть прочь что было мочи, и он понесся вперед, уничтожая своими шагами расстояние с такой же скоростью, как большое судно на море, гонимое жестоким штормом.
А к китайской принцессе вернулся рассудок, и она стала моей второй женой. И с тех пор я жил с двумя султанскими дочками, проводя время с удовольствием и испытывая всевозможные деликатные наслаждения.
И я подумал тогда, что, прежде чем стать султаном Индии или Китая и утратить возможность свободно путешествовать, мне стоит снова увидеть страну, в которой я родился и где жил дровосеком, и Багдад, Город мира.
Вот поэтому-то, о эмир правоверных, ты и встретил меня на мосту Багдада во главе моей процессии, за которой следовал паланкин, в котором несли двух моих жен, принцесс Индии и Китая, в честь которых музыканты играли на своих инструментах индийские и китайские мелодии.
Такова моя история. Но Аллах знает все лучше нас!
Услышав рассказ благородного всадника, халиф встал в его честь и пригласил его сесть к себе на тронное ложе. И он поздравил его с тем, что он был избран Всевышним и в результате из бедного дровосека, каким он и был, превратился в наследника престолов Индии и Китая. И он добавил:
— Да запечатлеет Аллах нашу дружбу и да хранит Он тебя для счастья твоих будущих царств!
После этого аль-Рашид повернулся к третьему персонажу, который был почтенным шейхом со щедрой рукой, и он сказал ему:
— О шейх, я встретил тебя вчера на мосту Багдада, и, когда я увидел твою щедрость, скромность и смирение перед Аллахом, это побудило меня познакомиться с тобой поближе. И я убежден, что пути, по которыми Аллах водил тебя, чтобы порадовать своими дарами, должны быть необычайными. Мне до крайности любопытно узнать о них от тебя самого, и именно для этого, чтобы доставить мне такое удовольствие, я и вызвал тебя. Так говори со мной искренно, чтобы я порадовался, принимая участие в твоем счастье. И будь уверен, что бы ты ни говорил, ты заранее прикрыт платком моей защиты и покровительства.
И шейх со щедрой рукой ответил, поцеловав землю между рук халифа:
— О эмир правоверных, я расскажу тебе все как на духу, что стоит рассказать о моей жизни. И если моя история удивительна, то мощь и могущество Властелина вселенной еще удивительнее!
И он начал свое повествование такими словами:
ИСТОРИЯ ШЕЙХА СО ЩЕДРОЙ РУКОЙ
Знай, о господин мой и владыка всякой благотворительности, что я всю жизнь занимался изготовлением канатов и веревок, работая с коноплей, как трудились до меня мои предки. И того, что я зарабатывал этим ремеслом, едва хватало, чтобы прокормиться вместе с женой и детьми. Но из-за отсутствия способностей к другой профессии я довольствовался, не слишком ропща на судьбу, тем немногим, что даровал нам Воздаятель, и приписывал свое несчастье только моему недостатку знаний и тугости ума. И в этом я не ошибался, должен признаться со смирением перед Повелителем умов. Но, о господин мой, острый ум никогда и не был первым достоинством канатчиков, работающих с коноплей, и его избранное место не могло находиться под тюрбаном канатчика, работающего с коноплей. И потому в любом случае мне оставалось только есть хлеб Аллаха, не высказывая невыполнимых желаний вроде попытки взобраться одним прыжком на вершину горы Каф[57].
57
Средневековые мусульманские космографы считали, что эта горная цепь расположена на краю земли и опоясывает ее; верили также, что за горой Каф расположена гора длиной в пятьсот лет пути, которая состоит из снега и льда и защищает мир от жара геенны.