Однако наши дети, услышав о продаже своей игрушки, стали плакать и умолять мать оставить ее им. И чтобы успокоить их, а также потому, что это яйцо стало для нас лампой, она уклонилась от столь заманчивого предложения, к великому огорчению еврейки, которая ушла весьма опечаленная.
Между тем я вернулся с работы, и жена сообщила мне, что только что произошло. И я ответил ей:
— Конечно, о дочь моего дяди, если бы это стеклянное яйцо не имело какой-либо ценности, эта дочь еврейского племени не предложила бы нам за него сумму в десять динаров. Поэтому я предвижу, что она вскорости к нам вернется, чтобы предложить нам больше. И в зависимости от того, что я увижу, я не буду торопиться, чтобы набить цену.
И тут мне вспомнились слова Си Саади, который предсказал, что кусок свинца может наверняка составить человеку целое состояние, если такова судьба его. И я в полной уверенности стал ждал, когда же наконец явится моя счастливая судьба, которая избегала меня так долго.
И в тот же вечер, как я и предполагал, к моей супруге пришла еврейка, жена ювелира, и после обычных саламов и приветствий сказала ей:
— О соседка моя Айша, как ты можешь презирать дары Воздаятеля? Разве надо презирать их и отвергать хлеб, который я предлагаю тебе за кусок стекла?! Но так как это для блага детей твоих, знай, что я рассказала мужу об этом яйце, и он согласился с моим желанием, потому что я беременна и желания беременных женщин не должны оставаться несбыточными, и он позволил мне предложить тебе двадцать динаров из червонного золота в обмен на твой кусок стекла.
Однако жена моя, получившая мои указания по этому поводу, ответила:
— Валлахи! О соседка, ты заставляешь меня призадуматься. Но в нашем доме у меня нет решающего слова, оно у сына моего дяди, который является хозяином дома и всего его содержимого, и именно к нему надо обращаться. Так что жди его возвращения и сделай ему свое предложение.
И вот когда я вернулся домой, еврейка повторила мне то, что она сказала супруге моей, и добавила:
— Я приношу тебе хлеб для детей твоих, о человек, за кусок стекла. И желание беременной женщины должно быть удовлетворено, и муж мой не хочет обременять свою совесть, отвергая желание беременной женщины, — вот почему он согласился позволить мне предложить тебе этот обмен с такой большой для него потерей.
А я, о мой повелитель, позволив этой еврейке обвинять меня во всем, в чем она хотела меня обвинить, не торопился отвечать ей и заканчивал всякий раз тем, что смотрел на нее, не говоря ни слова и просто кивая головой.
При виде этого иудейка пожелтела лицом, посмотрела на меня глазами, полными недоверия, и сказала:
— Молись своему пророку, о мусульманин!
Я же ответил:
— Да пребудет с ним мир и молитва, о неверующая, и избраннейшие благословения от Единого Бога.
И она возразила:
— Зачем ты смотришь так недобро, о отец детей своих, и зачем хочешь отринуть это благо Воздаятеля, данное дому твоему через нас?!
Я же ответил:
— Блага Аллаха над Его верующими, о дочь неверующих, неисчислимы! Да будет Он прославлен без посредства тех, кто блуждает в потемках!
А она мне сказала:
— Так ты отказываешься от двадцати золотых динаров?
А я снова отрицательно покачал головой.
Тогда она сказала:
— Тогда, о сосед, я предлагаю тебе за твой кусок стекла пятьдесят золотых динаров. Ты доволен?
А я снова с самым отстраненным видом отрицательно покачал головой и отвел глаза.
В эту минуту Шахерезада заметила, что восходит утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И я снова с самым отстраненным видом отрицательно покачал головой и отвел глаза.
Тогда жена ювелира подобрала свои юбки, словно собираясь уходить, подошла к двери, протянула руку, чтобы открыть ее и, словно внезапно передумав, повернулась ко мне и сказала:
— Последнее слово: сто золотых динаров! И я еще я не знаю, захочет ли мой муж дать мне такую огромную сумму.
И тогда я снизошел до ответа и сказал ей с деланым равнодушием:
— О соседка, я не хочу видеть, как ты уходишь недовольная, но ты все еще очень далека от своей цели, ибо это стеклянное яйцо, за которое ты предлагаешь мне ничтожную цену в сто динаров, — вещь замечательная, и история его столь же удивительна, как и оно само. И потому и только для того чтобы угодить тебе и нашему соседу и удовлетворить желание беременной женщины, я ограничусь тем, что потребую в качестве цены за это светоносное яйцо сумму в сто тысяч золотых динаров — ни больше ни меньше. Прими это или откажись, потому что другие ювелиры, которые больше знают, чем муж твой, об истинной ценности красивых уникальных вещей, предложат мне больше. Что же касается меня, то клянусь Всеведущим Аллахом, что я не вернусь к торгу и к оценке этой вещи ни для того, чтобы увеличить ее, ни для того, чтобы уменьшить ее. Уассалам!