И он сказал:
Кади запер дверь и направился к ларю для тюфяков, снял крышку с него — и тут маленький осленок высунул голову.
ДОГАДЛИВЫЙ КАДИ
Рассказывают, что был в Каире некий кади, совершивший столько преступлений по должности и постановивший столько нелицеприятных приговоров, что был он наконец уволен со своей должности и вынужден, чтобы не умереть с голоду, жить всевозможными проделками и ухищрениями. И вот он истощил уже всю изобретательность ума своего и опустошил все средства существования — сколько он ни искал в уме своем, а так и не мог придумать никакого средства, чтобы добыть сколько-нибудь денег. И однажды, видя себя в такой крайности, он позвал единственного невольника, который еще оставался у него, и сказал ему:
— О такой-то, я очень болен сегодня и не могу выйти из дома, но ты постарайся раздобыть нам где-нибудь чего-нибудь поесть или прислать ко мне людей, нуждающихся в юридических советах. А я уж сумею заставить их заплатить мне за труд.
И невольник, который был таким же отъявленным мошенником, как и господин его, во всякого рода хитростях и проделках и который был так же заинтересован в удаче, вышел из дому, говоря себе: «Я попробую оскорбить одного за другим нескольких прохожих и ввяжусь в ссору с ними. А так как не всем же известно, что господин мой отставлен от должности, то я явлюсь с ними к нему под предлогом разрешить наше столкновение и заставлю их порастрясти кошельки свои перед ним».
И, думая таким образом, он заметил впереди прохожего, который спокойно шел, заложив свою палку за голову и держа ее обеими руками, и ловким ударом ноги сшиб его в грязь. И бедный человек этот, испачкав платье свое и порвав туфли, поднялся взбешенный, намереваясь хорошенько наказать обидчика своего. Но, узнав в нем невольника кади, он не пожелал вступать с ним в препирательства и, совершенно сконфуженный, удовольствовался тем, что сказал, удаляясь самым поспешным образом:
— Да избавит нас Аллах от лукавого!
И невольник, пройдоха этот, видя, что первая попытка не удалась, продолжал путь свой, говоря себе: «Это средство не годится. Поищем какое-нибудь другое, ибо все знают господина моего и меня». И в то время как он размышлял о том, что делать, он увидел слугу, который нес на голове поднос, где лежал великолепный гусь с начинкой, украшенный со всех сторон томатами, маленькими тыквами и бадиджанами, весьма искусно заготовленными. И он последовал за этим невольником, направлявшимся к общественной печи, чтобы отдать изжарить этого гуся; и он видел, как тот вошел и передал поднос хозяину печи, говоря ему:
— Я приду за ним через час.
И затем он ушел.
Тогда невольник кади сказал себе: «Это как раз то, что мне нужно».
И спустя некоторое время он подошел к печи и сказал:
— Привет тебе, йа хаджи Мустафа!
И хозяин печи узнал невольника кади, которого он не видел уже давно, так как в доме кади нечего было посылать жарить в общественную печь; и он ответил:
— Привет и тебе, о брат мой Мубарак. Откуда это ты? Печь моя уже так давно не топилась для господина нашего кади! Чем могу я сегодня услужить тебе и что ты принес мне?
И невольник сказал:
— Ничего, кроме того, что уже есть у тебя, ибо я пришел за начиненным гусем, который стоит у тебя в печи.
И печник ответил:
— Но гусь этот, о брат мой, ведь не твой.
Он сказал:
— Не говори так, о шейх. Этот гусь не мой, говоришь ты? Но я видел, как вылупился он из яйца, я сам выкормил его, сам его зарезал, сам начинил и приготовил.
И хозяин печи сказал:
— Клянусь Аллахом, пусть так! Но что должен я сказать тому, кто принес мне его, когда он вернется?
Он ответил:
— Не думаю, чтобы он вернулся. Во всяком случае, ты просто скажешь ему в шутку, ибо это человек весьма забавный и любящий посмеяться: «Валлахи! О брат мой, в ту минуту, как я ставил поднос твой в печь, гусь испустил внезапно пронзительный крик и улетел…»
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Увидев его, ты просто скажешь в шутку, ибо это человек весьма забавный и любящий посмеяться: «Валлахи! О брат мой, в ту минуту, когда я ставил поднос твой в печь, гусь испустил внезапно пронзительный крик и улетел. — И он прибавил: — Дай мне теперь этого гуся, он, должно быть, уже достаточно изжарился!