И вот в то время как он разговаривал с ним и расспрашивал его о нравах и обычаях индийцев, он увидел, что перед лавкой проходит глашатай, держа в руках маленький ковер, не более шести футов в квадрате. И глашатай, приближаясь, поворачивал голову направо и налево и кричал:
— О люди, о покупатели! Кто купит — не потеряет! Ковер за тридцать тысяч золотых динаров! Ковер для молитвы, о покупатели, за тридцать тысяч золотых динаров! Кто купит — не потеряет!
И, услыхав эти возгласы, царевич Али сказал себе: «Какая удивительная страна! Ковер для молитвы за тридцать тысяч золотых динаров! Вот чего я никогда еще не слышал. Но может быть, этот глашатай пожелал просто пошутить?»
Потом, увидав, что глашатай повторяет свой возглас, он, повернувшись к нему с серьезным видом, сделал знак приблизиться и показал ковер; и царевич Али долго рассматривал его и наконец сказал:
— О глашатай, ради Аллаха, я не вижу вовсе, почему этот ковер для молитвы такой непомерной цены, какую ты выкрикиваешь!
И глашатай улыбнулся и сказал:
— О господин мой, не спеши удивляться этой цене, которая вовсе не чрезвычайна в сравнении с действительной его стоимостью. Впрочем, твое удивление увеличится еще более, когда я скажу тебе, что я имею приказание поднять эту цену до сорока тысяч золотых динаров и не отдавать ковер никому, кто не выплатит мне полностью этой суммы.
И царевич Али воскликнул:
— Поистине, о глашатай, ради Аллаха, необходимо, чтобы этот ковер при такой цене заслуживал удивления во многих отношениях, которых я не знаю и которых я не постигаю!
Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и, преисполненная скромности, не проговорила больше ни слова.
А когда наступила
она сказала:
И поистине, о глашатай, ради Аллаха, необходимо, чтобы этот ковер при такой цене заслуживал удивления во многих отношениях, которых я не знаю и не постигаю!
И глашатай сказал ему:
— Ты говоришь это, о господин. Знай же, что этот ковер одарен невидимым свойством, в силу которого каждый, кто на него сядет, тотчас же переносится туда, куда только он пожелает, и притом с такой скоростью, что у него не будет времени закрыть и открыть глаза. И никакое препятствие не в состоянии преградить ему путь, так как перед ним удаляется буря, бежит гроза, горы и стены раскрываются, и самые крепкие замки перед ним ничто. Таково, о господин мой, невидимое свойство этого ковра для молитвы.
И, не прибавив более ни слова, глашатай начал складывать ковер, как будто собираясь уходить. И царевич Али, вне себя от восторга, воскликнул:
— О благословенный глашатай, если этот ковер действительно обладает такими достоинствами, как я от тебя слышал, я готов тотчас же купить его у тебя не только за сорок тысяч динаров, которых ты требуешь, но как посреднику прибавлю еще тысячу тебе в подарок. Только необходимо, чтобы я видел это собственными глазами и осязал собственными руками.
И глашатай без всякого замешательства отвечал:
— Где же эти сорок тысяч динаров, о господин мой? И где еще тысяча, которую ты мне так великодушно обещал?
И царевич Али отвечал:
— Они в большом хане, в котором останавливаются купцы, где я остановился со своим рабом. И я хочу отправиться туда и рассчитаться с тобою, лишь только я увижу, коснусь того, о чем ты говорил.
И глашатай отвечал:
— Твои слова над моей головой и перед моими глазами! Но большой хан довольно далеко отсюда, и мы скорее достигнем его на этом ковре, чем на наших ногах.
И, повернувшись к хозяину лавки, он сказал ему:
— С твоего позволения!
И он вошел в глубину лавки, распростер ковер и попросил царевича сесть на него. И, усевшись рядом с ним, он сказал ему:
— О господин мой, произнеси в уме своем желание быть перенесенным в твой хан, в твое собственное помещение!
И царевич Али произнес в уме своем это желание. И прежде чем он успел проститься с хозяином лавки, который так учтиво принял его, он увидел себя перенесенным в свое помещение без малейшего толчка и без всякого неудобства в том самом положении, которое он принял, и он даже не мог сообразить, был ли он перенесен по воздуху или же под землей. И глашатай по-прежнему сидел рядом с ним, улыбающийся и довольный. И тотчас же между рук его предстал раб его, ожидая его приказаний.