— О пес среди прочих псов Бармакидов, что это за дерзость с твоей стороны?! Куда это ты лезешь?! Знай свое место, а не то будешь наказан! Ради Аллаха! Все, что тебе нужно знать, — это что ты не должен соваться не в свои дела и должен подчиняться моим приказам и желаниям! Я же хочу, чтобы это дело не осталось без последствий, которые оно влечет. Поэтому я приказываю тебе найти кого-нибудь, кто сможет сказать мне, почему я смеялся и плакал, когда читал эту книгу, а также угадает, что написано в этом томе, от первой его страницы до последней. И если ты не найдешь такого человека, я снесу тебе голову, а потом скажу, что заставило меня смеяться и плакать.
Когда Джафар услышал эти слова и увидел гнев халифа, он сказал:
— О эмир правоверных, я совершил ошибку. Люди вроде меня порой совершают ошибки, но прощение присуще тем людям, у которых душа такая же возвышенная, как у твоего величия.
Но Гарун ответил:
— Нет! Как я сказал, так будет! Ты должен найти кого-нибудь, кто расскажет мне все содержание этой книги, иначе я немедленно прикажу отрубить тебе голову!
И Джафар сказал:
— О эмир правоверных, Аллах создал небеса и миры за шесть дней, и, если бы пожелал, Он создал бы их за один час. А если Он этого не сделал, то только потому, что хотел научить Свои создания действовать терпеливо и умеренно во всем, даже творя добро, а тем более когда нужно сотворить нечто противоположное добру, о эмир правоверных. Однако, если ты непременно хочешь, чтобы я нашел человека, о котором идет речь и который должен угадать, что заставило тебя смеяться и плакать, дай своему рабу всего три дня!
И халиф ответил:
— Если ты не приведешь ко мне человека, о котором идет речь, ты погибнешь самой ужасной из смертей!
На что Джафар ответил:
— Я уже отправляюсь на поиски, — и вышел, с изменившимся лицом, с беспокойной душой и с сердцем, полным горечи и печали.
И он пришел в свой дом с горьким сердцем, чтобы попрощаться с отцом своим Яхьей и братом своим эль-Фадлем и поплакать. И они сказали ему:
— Почему мы видим тебя в таком состоянии беспокойства и печали, о Джафар?
И он рассказал им, что произошло между ним и халифом, и ознакомил их с поставленными ему условиями. И он добавил:
— Кто играет с заостренным концом, уколет себе руку, и всякий, кто играет со львом, будет убит. Что касается меня, то мне больше нет места рядом с халифом, ибо отныне пребывание с ним грозит величайшей опасностью для меня, а также и для тебя, отец мой, и для тебя, брат мой! Так что мне лучше исчезнуть с глаз его. Потому что сохранение жизни — бесценная вещь, и ее невозможно предсказать. А расстояние — лучшее сохранное средство для моей головы. И как сказал поэт:
И на это отец его и брат его ответили:
— Не покидай нас, о Джафар, потому что халиф, вероятно, простит тебя!
Но Джафар сказал:
— Он поставил условие. И как же мне найти кого-то, кто смог бы с первого взгляда угадать причину, заставившую халифа смеяться и плакать, а также содержание этой злополучной книги от начала до конца?
И Яхья тогда ответил:
— Ты говоришь правду, о Джафар. Тебе остается только бежать, чтобы спасти свою голову. И самое лучшее, если ты уедешь в Дамаск и будешь оставаться там до тех пор, пока не закончится черная полоса в твоей судьбе и не начнется светлая.
И Джафар спросил:
— А что будет с моей женой в мое отсутствие и с моим гаремом?
И Яхья сказал:
— Уходи и не беспокойся об остальном. Это те двери, беспокоиться о которых у тебя уже нет времени. Отправляйся в Дамаск, где ждет тебя судьба твоя…
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И не беспокойся об остальном. Это те двери, беспокоиться о которых у тебя уже нет времени. Отправляйся в Дамаск, где ждет тебя судьба твоя, — и добавил: — Что же касается того, что может произойти после твоего отъезда, то Аллах позаботится об этом.
В соответствии с этим советом визирь Джафар, прислушавшись к словам отца своего, без промедления или задержки взял сумку, в которой находилась тысяча динаров, надел пояс и свой меч, простился с отцом и братом, сел на мула и, не сопровождаемый ни рабом, ни слугою, отправился в Дамаск. И он ехал прямо, через пустыню, и не прекращал свой путь, пока на десятый день не достиг зеленой равнины Эль-Мардж, которая лежит перед входом в радостный Дамаск.