— Лекарство под твоей головой. Я прописал тебе микстуру, и, если ты примешь ее, ты вылечишься.
Сказав это, хаким попрощался с Джафаром, чтобы пойти лечить других больных, которых было много.
Аттаф же проводил его до дверей и спросил:
— О хаким, что с ним?
И тот ответил:
— Все написано на бумаге, — и ушел.
Аттаф же вернулся к своему гостю и обнаружил, что тот произносит следующие стихи:
И Аттаф, который не слышал стихотворение полностью и ухватил только последнюю строчку, не понимая ее, сел у изголовья кровати и спросил своего гостя, что хаким сказал ему и что он предписал.
И Джафар ответил:
— О брат мой, все написано на бумаге, которая лежит здесь, под подушкой.
И тогда Аттаф вытащил эту бумагу из-под подушки и прочитал ее. И он нашел там следующее, написанное рукою хакима: «Во имя Аллаха Целителя, мастера врачевания и хороших диет! Вот что нужно взять с помощью и с благословения Аллаха: три меры чистого присутствия любимого, смешанные с небольшой дозой благоразумия; плюс три меры превосходного союза, из которого удалены зерна отсутствия и равнодушия; добавить к этому две дозы чистой любви, смешанной с небольшой каплей экстракта из поцелуев; плюс сто зерен двух прекрасных гранатов, пятьдесят из которых должны быть подслащены, пройдя через губы любимой, и двадцать — согреты ее нежными вздохами; затем добавить две мерки слюны с ее кончика языка; все это следует хорошо перемешать и растолочь; затем поставить на плиту вместе с тремя мерами египетской пшеницы, добавив к ним жир хорошего качества, чтобы их можно было варить в воде любви и сиропе желания на дровах удовольствия, горящих в любовном жару; после чего следует лечь на очень мягкий диван, добавить две меры сиропа слюны и пить натощак в течение трех дней. А на четвертый день надо откушать в полдень кусочек дыни желания с миндальным молоком и соком лайма и завершить эту трапезу тремя мерками доброй работы бедер. Закончить же все визитом в хаммам с пользой для здоровья».
И когда Аттаф Щедрый закончил читать этот рецепт, он невольно рассмеялся и хлопнул в ладоши. Затем посмотрел на Джафара и сказал ему:
— О брат мой, этот доктор — великий, и его открытие — великое открытие. Здесь он пишет, что ты страдаешь от любви. — И он добавил: — Тогда скажи мне, в кого ты влюблен и кого ты любишь?
Но Джафар, склонив голову, ничего не ответил и не сказал ни слова. И Аттаф был очень огорчен молчанием, которое он хранил по отношению к нему, и он был очень раздосадован его недоверием, и он сказал ему:
— О брат мой, ты мне больше чем друг! Разве ты не находишься в моем доме, как душа находится в теле?! Разве мы вместе не провели целых четыре месяца в неге, товариществе и чистой дружбе между разговорами?! Зачем скрывать от меня свое состояние?! Что до меня, то я очень волнуюсь за тебя, и мне боязно видеть тебя одного, без проводника в таком тонком деле. Ты же все-таки иностранец, ты не из этого города, а я его сын, и я могу быть тебе полезен, и я могу помочь тебе развеять твое замешательство и беспокойство. Клянусь моей жизнью, которая принадлежит тебе, и хлебом и солью, которые между нами, я прошу тебя открыть мне свой секрет!
И он продолжал так с ним говорить, пока Джафар не решился заговорить. И он поднял голову и сказал ему:
— Я не буду больше скрывать от тебя причину моей беды, о брат мой! И впредь я больше не буду смеяться над влюбленными, страдающими от беспокойства и нетерпения души, потому что со мною произошло именно то, чего, как я всегда думал, со мной никогда не может случиться, о нет! И я не знаю, что дальше будет со мною, потому что дело это неприятное, сложное и даже, можно сказать, погибельное.
И он рассказал все, что с ним случилось, когда он сел на мраморную скамью: как перед ним открылось окно, появилась молодая женщина, самая прекрасная на свете, и как она поливала цветы на своем окне. И он добавил: