Вскоре все несчастные женщины страны потянулись в этот хаммам, и шли туда брошенные принцессы, и обиженные судьбой несчастные всех цветов, и вдовы, и разведенные — все, кто так или иначе пострадал от превратностей времени или предательства в жизни. И каждая из них перед омовением рассказывала дочери султана о самой большой печали в своей жизни. Некоторые из них рассказывали о побоях, которыми награждали их мужья, а некоторые проливали слезы, рассказывая о своем вдовстве, в то время как другие выражали горечь, поскольку видели, как их муж предпочитает какую-то ужасную соперницу, хотя она и была старой негритянкой с губами как у верблюда, были даже такие, кто находил трогательные слова, рассказывая историю смерти единственного сына или драгоценного любимого мужа. И таким образом среди мрачных рассказов и причитаний принцесса провела в хаммаме целый год. Но среди тысяч женщин, которых она видела, она не нашла ни одной, чье несчастье можно было бы сравнить с ее горем по интенсивности и глубине, и поэтому она все больше и больше погружалась в свою грусть и отчаяние.
И вот однажды в хаммам вошла бедная старуха, она уже дрожала от дыхания смерти и опиралась на палку, чтобы идти. И она подошла к дочери султана, поцеловала ее руку и сказала:
— Число моих несчастий, йа ситти, больше, чем число моих лет, и мой язык засохнет, прежде чем я закончу рассказывать о них. Вот почему я расскажу тебе только об одном несчастье, которое случилось со мною недавно и которое, кроме того, является самым большим из всех, потому что оно единственное, чье значение и причину я не поняла. И это несчастье случилось со мною вчера днем. И если я так дрожу перед тобой, йа ситти, то это оттого, что я увидела то, что увидела.
Так вот знай, йа ситти, что для всего хорошего у меня есть только одна голубая хлопковая рубашка, которую ты видишь на мне. И поскольку ее нужно было постирать, чтобы я могла предстать в подобающем виде в хаммаме твоей милости, я решила отправиться на берег реки, в уединенное место, где можно было бы раздеться, не будучи увиденной, и постирать мою рубашку.
И все шло прекрасно, и я уже постирала рубашку свою и растянула ее на камешках сушиться на солнце, когда увидела идущего мула, нагруженного двумя кувшинами с водой. И я, полагая, что скоро появится погонщик мула, поспешила надеть рубашку, которая была лишь полусухой, и позволила мулу пройти. Но поскольку я не увидела ни погонщика мула, ни даже тени погонщика мула, я была очень озадачена, думала об этом муле без хозяина, который шел, кивая головой, по берегу, совершенно уверенно держась определенного направления. И, движимая любопытством, я поднялась и последовала за мулом, держась на известном расстоянии позади него. И вскоре он подошел к кургану недалеко от кромки воды и остановился, упершись копытами в землю. И мул трижды ударил в землю копытом правой ноги. И при третьем ударе курган раскрылся, и мул спустился по пологому склону внутрь. И я, несмотря на свое крайнее удивление, не смогла помешать душе моей следовать за этим мулом. И я пошла за ним в подземелье.
И таким образом вскоре я пришла на большую кухню, которая, несомненно, была кухней какого-то подземного дворца. И я увидела изящные красные горшки, которые были красиво расставлены на горящих плитах и распространяли великолепный аромат, расправляющий крылья сердца моего и заставляющий трепетать ноздри мои.
И аппетит мой разыгрался до крайней степени, и душа моя возжаждала попробовать эту великолепную стряпню. И я не смогла противиться велениям души моей, а поскольку я не видела ни повара, ни поварят, ни кого-либо еще, у которых можно было бы попросить что-нибудь, я подошла к горшку, который испускал самый восхитительный запах, подняла его крышку — и огромное вкусно пахнущее облако пара окутало меня. Но вдруг со дна горшка донесся голос:
— Эй! Эй! Это для нашей госпожи! Не трогай, иначе ты умрешь!
И я, охваченная ужасом, уронила крышку горшка и убежала с кухни. И попала во вторую залу, поменьше, где на подносах были расставлены дивно пахнущие блины, великолепная выпечка и куча других прекрасных блюд, которые так и просились в рот.