И аль-Рашид ответил:
— Тогда, о Ишах, не медли с приходом утра и не лишай нас гармонии журчащей воды, ибо, по правде говоря, утро не должно скрываться, а вода должна петь.
В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Не медли с приходом утра и не лишай нас гармонии журчащей воды, ибо, по правде говоря, утро не должно скрываться, а вода должна петь.
И Ишах пошел за Дивным Сердцем, в то время как халиф был поражен в душе своей, услыхав, как тот впервые и с такой страстью восхваляет певицу. И аль-Рашид сказал Джафару:
— Разве не удивительно, о визирь, что Ишах выражает свое восхищение кем-либо, помимо себя?! Это меня поражает до крайности, — и добавил: — Но давай посмотрим, что будет дальше.
И через несколько мгновений в залу вошла девушка, которую Ишах осторожно держал за руку. И когда эмир правоверных взглянул на нее, глаза его засверкали и разум его был тронут ее благодатью, он был восхищен ее очаровательной походкой, которая напоминала развевающийся шелк шарфа. И пока он так смотрел на нее, она подошла, стала между рук его и приподняла с лица покрывало. И она была подобна луне в ее четырнадцатую ночь — чистая, ослепительная, белая, безмятежная. И хотя она была взволнована тем, что оказалась в присутствии эмира правоверных, она не забыла, что требовали от нее вежливость и хорошие манеры, и своим дивным голосом, не похожим ни на чей другой, поприветствовала халифа, сказав ему:
— Приветствую тебя, о потомок благороднейших из сынов человеческих, о благословенное семя господина нашего Мухаммеда, — да пребудут над ним мир, молитва и благодать! — дом и убежище для тех, кто идет по пути честности, наместник Владыки миров! Салам от самой покорной рабы твоей!
И аль-Рашид, услыхав эти слова, сказанные с такой восхитительной грацией, расцвел от удовольствия и воскликнул:
— Машаллах![55] Вот совершенное создание!
А когда он рассмотрел ее еще внимательнее, он чуть не улетел от радости. И Джафар и Масрур тоже чуть не последовали за ним. Затем аль-Рашид встал со своего трона и спустился к девушке, подошел к ней и очень осторожно накинул маленькое шелковое покрывало на лицо ее, и это означало, что теперь она была в его гареме и что все, что ее касалось, подпадало под тайну избранных правоверных. И после этого он пригласил ее сесть и сказал ей:
— О Дивное Сердце, ты действительно особый дар! Но не могла бы ты своим приходом, озаряющим дворец мой, привнести в него еще и музыкальную гармонию? Ведь наш слух принадлежит тебе, как и наше зрение!
И Тохфа взяла лютню из рук маленькой черной рабыни и села у подножия трона халифа, чтобы немедленно заиграть мелодию, способную тронуть самое требовательное ухо. И музыка, летящая из-под ее пальцев, была чудеснее и трогательнее, чем все птичьи трели. Затем, когда звуки почти смолкли, она запела, и с ее губ слетели такие стихи:
И аль-Рашид посмотрел на юную девушку с любовью, добротой и нежностью, и он был так очарован ее природными дарами, красотою ее голоса и превосходством игры ее и пения, что ради нее сошел со своего трона, подошел к ней, сел рядом на ковер и сказал ей:
— О Тохфа, клянусь Аллахом! Ты действительно избранный подарок! — Затем он повернулся к Ишаху и сказал ему: — Воистину, о Ишах, ты недостаточно справедливо оценил это чудо, несмотря на все, что ты рассказал нам о нем, потому что я не боюсь безоговорочно утверждать, что она превосходит тебя.
И было записано, что никто не должен оценивать ее, кроме халифа.
И Джафар воскликнул:
— Клянусь своей головой, о мой повелитель, ты говоришь истинно! Эта юница — похитительница разума!