— А теперь, если хотите, о мои повелители и повелительницы, — продолжила Тохфа, — я поведаю вам песню розы…
В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
ДЕВЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала:
А теперь, если хотите, о мои повелители и повелительницы, — продолжила Тохфа, — я поведаю вам песню розы.
Я та, кто приходит в гости между зимой и летом.
Однако мой визит так же краток,
как ночное привидение.
Спешите насладиться кратким временем
моего цветения и помните, что время — острый меч!
У меня цвет пылкого любовника
и одеяние нежной возлюбленной.
Я чарую того, кто вдыхает мой аромат,
и вызываю у юной девушки,
которая принимает меня из рук своего воздыхателя,
неизвестное ранее чувство.
Я хозяйка, которой несвойственна навязчивость,
но тот, кто надеется надолго завладеть мною, ошибается.
Я та, в кого влюблен соловей.
Однако, несмотря на славу мою, — увы! — я вечно страдаю.
Где бы я ни росла, даже в молодости
меня окружают острые шипы.
Из-за этих стрел кровь моя часто проливается
на покровы мои и окрашивают их в красный цвет.
Я вечно раненная. Но, несмотря на все,
что мне приходится переносить,
я остаюсь самым элегантным из недолговечных цветов.
Меня называют Утренней Славой.
Ослепительно свежа, я отягощена собственной красотою.
Но вот появляется страшная рука человека.
Она вырывает меня из сердца лиственного сада
и бросает в душную темницу.
Тело мое в воде, а сердце терзает огонь,
пот, проступивший на теле моем, —
неоспоримый свидетель моих мучений…
Слезы катятся. Я теряю силы.
И никто не пощадит меня. А тот, кто любуется
этим рукотворным злом, облегченно вздыхает,
глядя на гибнущую душу мою,
и, возбужденный желанием, восхищенно вдыхает
аромат увядающих одежд моих.
И все же, когда моя краса блекнет, душа моя жива,
она остается с людьми, и, склонные к созерцанию
и умеющие понимать аллегории быстротечных чар моих,
они не жалеют ни времени, ни сил,
чтобы мой цветок украсил сады их,
а влюбленным хочется, чтобы время цветения моего
длилось вечно.
— А теперь, если хотите, о мои повелители и повелительницы, я расскажу, о чем поет жасмин.
Прекратите горевать! Поглядите на меня!
Я жасмин.
Звезды цветов моих белее слитков серебра,
вспыхивают в лазури неба.
Я вышел из чрева божества и покоюсь
в чреве женщины.
Из меня можно сплести прекрасный венок.
В моей компании стоит пить вино
и смеяться над теми, для кого жизнь беспросветна.
О господа, цвет мой — цвет камфоры,
а запах — мать ароматов, он напоминает обо мне,
когда меня нет рядом.
Мое имя, жасмин, — загадка, которую трудно разгадать
новичкам духовной жизни.
Оно состоит из двух слов: «отчаяние» и «ошибка».
Именем своим я словно говорю:
«Отчаяние — это ошибка».
Я приношу счастье и предсказываю блаженство и радость.
О господа, я жасмин, мой цвет — цвет камфоры!
— А теперь, о мои повелители и повелительницы, если хотите, я расскажу, о чем поет нарцисс.
Моя краса, мои устало-нежные глаза полны истомы,
и покачиваюсь я так изящно,
ведь я благородного происхождения.
Я всегда рядом с цветами, я люблю их рассматривать
и разговаривать с ними в лунном свете.
Я первый среди цветов, друзей моих, и все же я их слуга.
Я могу научить любого, кто захочет, как надо служить.
Я подвязываю рясу свою поясом послушника
и отхожу в сторону, как хороший слуга.
Не стою рядом с другими цветами,
не поднимаю голову к кормильцу своему,
мне не жаль ароматов своих для тех,
кто хочет их вдыхать, и я никогда не восстаю
против срывающей меня руки.
Каждое мгновение я утоляю жажду из кубка —
чистого одеяния моего, сотканного из золота и серебра,
а изумрудный жезл служит мне поддержкой.
Когда я размышляю о недостатках своих,
я склоняю голову до земли,
и когда думаю, что однажды меня не станет,
лицо мое меняет цвет.
Я признаю несовершенство свое
и прошу простить меня, что так часто киваю.
Я часто склоняю голову, но не для того,
чтобы любоваться на свое отражение в воде
и восхищаться собою, —
я думаю о страшном миге кончины своей.