Тысяча и одна ночь [В восьми томах]

И она вошла внутрь шатра, где ей поставили мраморное ложе, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и села на это ложе, и тогда вошёл к ней царь (а Аллах заронил в его сердце любовь к девушке) и уничтожил её девственность, и прошло тогда его волнение и угнетённость.

И он пробыл подле неё около месяца, и она понесла от него в первую же ночь, а когда месяц окончился, царь вышел и сел на престол своего царства и справедливо судил своих подданных, пока не исполнились её месяцы.

А в конце последней ночи девятого месяца, на заре, пришли к ней потуги, и она села на кресло разрешения. И Аллах облегчил ей роды, и она родила мальчика, на котором блестели признаки счастья. И когда царь услышал о сыне, он обрадовался великой радостью и подарил возвестившему об этом большие деньги и, счастливый, отправился к мальчику и поцеловал его меж глаз, радуясь его чудной красоте. И на нем оправдались слова поэта:

Крепостям величия послал Аллах в этом юноше
Льва сурового, и звезду послал небесам властей.
Его видеть рад и престол царя, и копья зубец,
И толпа людей, и войска в рядах, и лань быстрая.
Не сажай его на грудь женщины – ведь поистине
Он найдёт потом спину лошади более лёгкою.
Отлучи его от груди её – он найдёт потом
Кровь врагов своих самым сладостным из напитков всех.

И затем няньки взяли этого младенца, обрезали ему пуповину, насурьмили ему глаза и назвали его Тадж-альМулук-Харан[176]. И был он вскормлен сосцом изнеженности и воспитан в лоне счастья.

И дни беспрестанно бежали, и годы шли, пока не стало ему семь лет, и тогда царь Сулейман-шах призвал учёных и мудрецов и повелел им обучать своего сына чистописанию, мудрости и вежеству. И они провели за этим несколько лет, пока мальчик не научился тому, что было нужно. И когда он узнал все, что требовал царь, тот взял его от законоведов и учителей и привёл ему наставника, чтобы тот научил его ездить на коне. И наставник обучал его этому, пока ему не стало четырнадцать лет. И когда юноша выезжал за каким-нибудь делом, все, кто его видели, были очарованы…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто десятая ночь

Когда же настала сто десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Тадж-аль-Мулук-Харан, сын царя Сулейман-шаха, стал искусен в езде на коне и превзошёл людей своего времени крайней прелестью, и он был так прекрасен, что когда он выезжал по какому-нибудь делу, все, кто его видели, очаровывались им. И о нем слагали стихи и благородные люди позорились, влюбляясь в него, такою он отличался сияющей красотой, и сказал о нем поэт:

Обнялись мы с ним, и упился я его запахом:
Он – младая ветвь, что напоена ветром веющим.
Точно пьяный он, что вина не выпил, а только лишь
От пьянящей влаги слюны его охмелел он вдруг.
Оказалась прелесть, вся полностью, им пленённою,
И поэтому все сердца пленил этот юноша.
Я клянусь Аллахом, забвение не придёт на ум,
Пока жизни цепь тяготит меня, да и позже нет.
Если жив я буду-то буду жив, лишь любя его,
А умру – так смерть от любви придёт, – как прекрасна смерть!

А когда ему стало восемнадцать лет, зелёный пушок пополз по родинке на его румяной щеке и украсило её родимое пятно, подобное точке амбры, и юноша похищал умы и взгляды, как сказал о нем поэт:

Он преемником по красе своей стал Иосифу
И влюблённых всех устрашает он, появившиеся.
О, постой со мной и взгляни, – быть может, увидишь ты
На щеке его халифата знак – знамя чёрное[177].

Или, как сказал другой:

Не увидят очи прекраснее твои зрелища,
Среди всех вещей, что увидеть могут люди,
Чем то пятнышко, ещё юное, на щеке его
Разрумяненной, ниже глаз его столь чёрных.

Или, как сказал другой:

Дивлюсь я на роднику – огню она молится.
Как маг, во щеки не жжёт, в неверье упорная.
Ещё удивительней посланник в глазах его,
Что знаменья подтвердит, хоть, право, волшебник он.
Но вовсе не свежим пухом блещет щека его,
А жёлчью из лопнувших с тоски по нем печеней.

Или, как сказал другой:

Я дивлюсь вопросам людей разумных, в какой земле
Вода жизни пьётся и где течёт поток её.
Её вижу я: на устах газели изнеженной,
Чьи так сладки губы и свеж пушок, на них выросший.
И дивлюся я, если б встретил Муса на месте том,
Этих струй поток он не вытерпел бы наверное.

И когда он сделался таким и достиг возраста мужей, его красота ещё увеличилась. А затем у Тадж-аль-МулукаХарана появились любимцы и друзья, и всякий, кто стремился к нему приблизиться, надеялся, что юноша станет султаном после смерти отца, а он будет у него эмиром.

176

Тадж-аль-Мулук – означает «Венец царей». Персидское слово «харан» является точным переводом арабского слова «Будур» – то есть «полные луны», употребляемого как имя.

177

Чёрное знамя было эмблемой аббасидской династии. Первые халифы Аббасиды выбрали чёрный цвет как выражение скорби по убиенным потомкам халифа Алия, мстителями за которых они якобы выступали.