Не имея времени расколупывать в кровавом льду более удобную щель, Мадз собралась с остатками сил, вцепилась дряхлой рукой в броню солдата и потянула его вниз. Так пыжилась, что даже сумела упереться головой и плечом в ледяной потолок. Ей удалось протолкнуть труп вниз, ноги следом за телом провалились в прорубь. Враг пошёл ко дну.
Тогда Мадз шумно вынырнула. Она громко со стоном дышала. Хваталась ртом и рукой за всё - за воздух, за снег, за воду, брыкалась и изгибалась вопреки многоликой вновь нарастающей боли.
Я смогу, смогу! Я уже здесь! Снаружи! Я смогла!
Но это были обман, иллюзия. Она бултыхалась, точно не умела плавать, ошарашенная, почти ослепшая, почти оглушённая. Подтаявший окровавленный лёд вокруг легко преломлялся, ловкачке не удавалось как следует в него вцепиться. Он снова и снова подводил. А чёртовы силы были уже совсем на исходе. Промокшая одежда, казалось, уже начала весить, точно полный доспех брони, но сбросить её не было возможности.
Лёд снова и снова её подводил. Вот она, казалось, уже сумела взвалить на него избитое поломанное тело, но он вновь проламывался. Прорубь разрасталась вслед за девушкой, не желая упускать такую лакомую добычу.
Мадз для придания себе новых сил, черпая остатки энергии из мышц, начала сопровождать это подбадривающими себя воплями, полных самых грязных матов, которые она слышала в жизни и какие могла вспомнить или изобрести. Ни к кому никогда она ещё не испытывала столько ненависти, как к этому чёртовому льду. Тело её не слушалось, а тут даже абсолютно здоровый человек мог бы долго мучаться, а то и сгинуть, не дождавшись помощи со стороны.
Но уже вообще не осознавая, что она делает и что вообще происходит, Мадз на каких-то голых животных инстинктах вопреки природе человеческой, чудом активизировав и раскалённую от боли правую руку и даже задвигав бесчувственными ногами, всё-таки сумела взобраться на достаточно крепкий лёд. На нём было довольно толстый покров снега, в котором Мадз ещё какое-то время ползла, фыркая, кашляя, отвратительно хрипя и совсем не имея мыслей в голове, точно стала ползучим мертвецом, восставшим из могилы.
Её сознание то и дело угасало на неизвестные временные промежутки. Ей не хватало сил осмотреться: тогда она поняла бы, что пробурила часть льда и проползла поверх него в том же направлении почти через весь оградительный ров. Ей не хватало сил прислушаться: помимо громыхания крови в ушах, она бы могла услышать шум продолжающейся битвы за Тракверс. Ей не хватало сил даже взглянуть в небо: она сумела припомнить, что произошло, и где сейчас Хеши, помощь которой сейчас бы очень пригодилась, она ведь всегда была рядом; но перевернуться на спину, посмотреть вверх - это являлось невыполнимой задачей. Но даже если бы она это сделала, то ничего не увидела бы. Ни Хеши, ни Ная, ни крюка, ни воздушного шара, сотканного из чумной плоти. Они уже были далеко в восточной стороне - стремительно удалялись прочь от восточной стены Тракверса, если не спрыгнули раньше.
Мадз продолжала лежать в снегу, не смея шевельнуться. Каждое движение, каждая лишняя мысль - всё это оживляло невыносимую боль. Ловкачка не могла даже решиться шевелить конечностями, осмотреть их, чтобы понять, насколько всё плохо. Одно она уловила своим расфокусированным сознанием, пока ползла к нынешнему лежбищу: кровь ниоткуда мощной струёй не хлестала, к её удивлению. Это никак не соотносилось с тем, насколько сильную она испытывала боль. Значит, открытых переломов нет, самые важные артерии не пробиты. Под ней кровь так не растекалась, как под тем стражником. Значит, Мадз ещё какое-то время поживёт. Неизвестно сколько. Быть может, у неё внутреннее кровотечение. Или повреждены жизненно важные органы. А в конце концов она всё равно скоро умрёт от лютого холода, обморожения. Теперь сердце уже стучало иначе - очень сильно, но очень медленно, и казалось, что между ударами проходило всё меньше и меньше времени. Кажется, Мадз было уже всё равно. Она смутно понимала, что сдаваться нельзя, что нужно довести дело до конца, что самое сложное позади. Но это всё звучало как несущественное, как обман мелкого человека на суде перед самой Сотней Богов. Лучше она передохнёт, поспит. Этого ведь так хотелось. Мадз погружалась из одной безды в другую снова и снова, и ничего не могло её остановить.
Всё равно ничего дельного на ум не приходило. Что делать дальше - она не знала. Кажется, она слышала когда-то, что путники, чтобы согреться в морозной глуши, зарываются в снег, роют этакие берлоги. Но какой тут снег? Глубоко она не зароется - не хватит сил. А чуть-чуть припорошить себя одной рукой - вряд ли это поможет...