Муж великий, в моей беде,
стуж владыка, творящий лед,
царь приливов, в мое жилище
то, что ищем, пускай придет.
Триединый, в беде не брось,
лосось премудрости, помоги,[51]
спаситель, дай мне свершить зачатье:
жить без дитяти — не зреть ни зги.
О, сотвори мне, сущий Господь,
плоть от плоти, продолжи род,
дай кого-либо, ибо ты в силе,
ибо не ты ли взнес небосвод,
ибо не ты ли из праха и скал
глыбы земель изваял и моря,
малый орех и мир беспредельный —
всех и вся, многодельный, творя,
ибо Адама из праха и вод
ты прямо, без камеди, склеил его,
ему же сделал из кости деву,
мужу — Еву, Творец всего:
ибо, свыше войдя во чрево,
ты же средь хлева девой рожден,
грешный мир искупил ты, мучась, —
в участи здешней сам был волен;
ибо, строитель, все сотворивший,
ты знаешь, избывший наши вины,
труден исход из потемок утробы —
оба, и мать и потомок, трудны.
Способствуй, Отче, исход же труден,
буде то ночью, буде то днем:
буде слепец он, буде увечный, —
отец предвечный, мы все возьмем.
Подай! ты можешь: ведь снег ты шлешь
и свет ты льешь — все немалый труд,
а мы вседневно то свет пречистый,
то снег пушистый приемлем тут.
Дай мне сына, Небесный Царь:
тварь, плодись — это твой завет;
пронзил мне сердце шипец колючий, —
Творец могучий, пошли мне свет.
В венце терновом средь роз, ответь, —
терпеть нет сил! — что же будет впредь?
Быть ли чуду? Коль быть — в надежде
буду, как прежде, ждать и терпеть.
Дважды взываю, владыка неба:
мне бы сына! Прости грехи,
благой и святый! Да будут дети!
Да будут платой эти стихи!
Дева Мария, ты ради вселенной
в хлеве рожала, нетленно чиста;
я в моем хлеве жду благодати —
зачатья во чреве, ради Христа!
И тобой да не будет забыта,
о Бригита, в бесплодье чета:
я — певец твой, ты — Господу ближе,
пошли же дитя мне, ради Христа!
МИРЕДАХ ШОТЛАНДЕЦ
СТАЛЬ-ПОДРУГА
Сталь упруга, прилегла
ты, подруга, у бедра,
мне мила — и да живет
тот, с кем ты была вчера!
Княжий дар, ты не бедна,
не бледна и не груба —
что мне кубки, что щиты —
ты, голубка, голуба.
Обечайкой золотой,
примечай-ка, оплетен,
гнутый, словно бровь, дугой,
дорогой покров ножон.
Ладна ручка, статен стан,
он приятен мне и мил, —
рыжекудрый мудрый князь
нашу связь благословил.
Ты лежишь на ложе сна,
ложесна твои чисты,
золотые две косы
у красы для красоты.
Как юница с юга, ты,
чаровница, сложена,
сталь клинка — мой верный нож,
льнешь ко мне ты, как жена.
Донха Карбах[53] — друг певцам,
платит нам — ему не жаль:
златовласый воин-пес
мне поднес подругу-сталь.
Рыжий ражий Мал Руни,
княжий резчик и коваль, —
на тебе его клеймо,
как вино и кровь, о сталь!
НА СМЕРТЬ ЖЕНЫ
Миредах Шотландец возгласил:
Вечор душа моя ушла
и плоть, бела, легла во гроб,
нельзя вернуть — скрыл смертный плат
и взгляд, и грудь, и светлый лоб.
Увял цветок мой, бел и мил,
что я любил, ты взял, о Бог,
сломилась ветвь, сорвался плод,
и вот — и свет из глаз утек.
Я одинок! мой Бог, поверь,
теперь убог я, сир и хвор,
ведь плоть мою несла, Господь,
та плоть, что умерла вечор.
Постеля брачная моя,
ладья веселья для двоих,
вдруг опустела — нет на ней
ни тела, ни кудрей густых.
Нет, не забыть мне юный лик
(постель привык делить я с ней)
и сень кудрей, что твой орех, —
ты, тень, милей мне всех теней.
вернуться
51
вернуться
52