* * *
Согрет сынок в отцовом доме
любовью и пеленками;
согрет отец в сыновьем доме —
он греет грудь коленками.
* * *
Проходят дружба и вражда.
Лишь зависть не пройдет до гроба,
в утробу въевшись навсегда.
* * *
Пишу стихи, готов писать,
покуда есть чего жевать;
когда же нечего жевать —
к чертям! — не буду воспевать.
ПИРЕС ФИРИТЕР
МЕЧ И ЛАТЫ, ДЕВА, БРОСЬ!
Меч и латы, дева, брось!
Что ты вечно косишь нас?
А не бросишь — королю
я беду пошлю сейчас.
Латы скинь, отринь свой меч —
косы-локоны до плеч,
столь же пагубную грудь
не забудь в покров облечь.
Смерть не ты ли шлешь вокруг —
вдруг на север, вдруг на юг?
Ты! — нежданно губит нас
глаз твой, как стрела и лук;
Ты! — нежна твоя рука, —
Ты! — стопа твоя легка, —
ты, поверь мне, без клинка
режешь нас наверняка!
Грудь белей известняка,
словно мел, белы бока,
и ради бога, спрячь скорей
свет цветущего соска,
потуши зениц огни —
ослепляют нас они,
и ради собственной души
жемчуга в устах замкни.
Или мало стало плах?
Или ты не тлен, не прах?
Меч и латы, дева, брось —
хватит сеять смерть и страх!
Хочешь ты меня завлечь?
Прежде чем в могилу лечь,
говорю: «О смерть моя,
латы скинь, отринь свой меч!»
ДЭВИ О’БРУДАР
ЛУЧШЕ БЫТЬ ОВЦЕВОДОМ
Лучше, люди, овцеводом
(хоть и худо нищебродам)
нищим быть, чем год за годом
с вами жить, с дурным народом.
Лучше быть заикой, люди,
ибо стаду ныне любо
все, что лживо и сугубо
низко, мерзостно и грубо.
Мне бы друга встретить ныне, —
вот была бы благостыня! —
я б укрыл его в пустыне
от душевного унынья.
Но одежа вам дороже,
чем душа, чем искра божья:
отвергал в искусстве ложь я —
сам остался без одежи.
Лихие везучи в речах пустозвоны,
стихии созвучий зачахли законы,
зачем же я мучил себя год за годом —
и легче, и лучше мне быть овцеводом.
СТАРЫХ ПОЭТОВ НЕ СТАЛО
Старых поэтов не стало —
устал этот мир, и грустно,
что новых певцов искусство
пустопорожне искусно;
выцвели в книгах страницы,
где мудрость хранится, — и ныне
уже мы не можем напиться
из чистой криницы — в пустыне!
Поэтов учительных
спит многомудрый язык.
Сколь это мучительный вид —
все истлело вокруг.
В забвенье бессветном
не сыщешь единственных книг.
А внукам-поэтам
не слышен таинственный звук.
ТЕЙГ РУА О’КНУХУР
ТАК УСТРОЕН МИР
Богов мир устроен так:
много денег — много прав,
коль без денег — знать, дурак,
ведь бедняк никак не прав.
Я однажды был богат,
каждый был мне брат и друг,
обнищал я вдруг, и вмиг —
никого из них вокруг!
Что, друзья, иль нет меня?
Вот он я — иль нет меня?
Я без состояния —
это я? Иль я — не я?
На рассвете в летний день
(коль не лень, найди ответ),
где — бог весть, пропала тень:
я-то есть, а тени нет.
Правды я искал, но мир
вынес правый приговор:
коль я беден, коль я сир,
значит, вреден, значит, вор.
Мне бы стать опять собой
да блистать бы красотой
(ныне им плевать: в могиле
или я еще живой);
будь на мне златой покров —
суть-то в нем! — хоть не умен,
там, средь умных дураков,
сам я был бы Соломон!
Боже, в этом царстве их
стал я тоже слеп и глух
(их любовь — в коварстве их),
укрепи мой нищий дух.
вернуться
58
вернуться
59