Ты видишь, как Любовь грядет
По небу в золотой пыли?
Внемли же зову струн — внемли,
Как льется музыка высот
На темный лик земли.
XII
Какой он дал тебе совет,
Мой робкий, мой желанный друг, —
Сей облачный анахорет,
Монах, закутанный в клобук,
Заклятый враг любви мирской,
Святоша — месяц шутовской?
Поверь мне, милая, я прав,
Небесных не страшась угроз.
В твоих глазах, как звезд расплав,
Горячее мерцанье слез.
Я пью их с губ твоих и щек,
Сентиментальный мой дружок!
XIX
Не огорчайся, что толпа тупиц
Вновь о тебе подхватит лживый крик;
Любимая, пусть мир твоих ресниц
Не омрачится ни на миг.
Несчастные, они не стоят слез,
Их жизнь, как вздох болотных вод, темна…
Будь гордой, что б услышать ни пришлось:
Отвергнувших — отвергни их сама.
XXIII
Твое сердечко — мотылек,
Порхающий у губ моих, —
Несчастен, если одинок,
Блажен, прильнув ко мне на миг;
Все, чем на свете я богат —
Мой хрупкий, мой бесценный клад!
Как в мягком гнездышке вьюрок
Свои сокровища хранит,
Так я, не ведая тревог,
Не чая будущих обид,
Вложил последний золотник —
В любовь, живущую лишь миг.
XXVII
Хоть я уже, как Митридат,[153]
Для жал твоих неуязвим,
Но вновь хочу врасплох быть взят
Безумным натиском твоим,
Чтоб в бедный, пресный мой язык
Яд нежности твоей проник.
Уж, кажется, я перерос
Игрушки вычурных похвал
И не могу принять всерьез
Певцов писклявых идеал;
Любовь хоть до небес воспой —
Но капля фальши есть в любой.
XXX
Все, помню, начиналось так:
Играла девочка в саду;
А я боялся сделать шаг,
Знал — ни за что не подойду.
Клянусь, любили мы всерьез,
Нам есть что в жизни помянуть.
Прощай! Идти нам дальше врозь,
И новый путь — желанный путь.
XXXII
Весь день шуршал холодный дождь,
Витал осенний листопад.
Приди в последний раз — придешь?
В продрогший сад.
Перед разлукой — постоим,
Пусть прошлое обступит нас.
Молю: внемли словам моим
В последний раз.
XXXV
С утра в ушах как будто море
Шумит, ревет…
Так чайка в сумрачном просторе
Летя вперед,
Внимает гулу волн тяжелых,
Кипенью вод.
Один и тот же монотонный
Тоскливый зов, —
Всю ночь я слышу ветра стоны
И шум валов,
Как чайка, что стремится в море
От берегов.
XXXVI
Я слышу: мощное войско штурмует берег земной,
Гремят колесницы враждебных, буйных морей;
Возничие гордые, покрыты черной броней,
Поводья бросив, бичами хлещут коней.
Их клич боевой несется со всех сторон —
И хохота торжествующего раскат;
Слепящими молниями они разрывают мой сон
И прямо по сердцу, как по наковальне, стучат.
Зеленые длинные гривы они развевают как стяг,
И брызги прибоя взлетают у них из-под ног.
О сердце мое, можно ли мучиться так?
Любовь моя, видишь, как я без тебя одинок?
ИЗ СБОРНИКА «ПЕННИ ЗА ШТУКУ»[154]
Кочуя за зимним солнцем вослед,
Он ведет коров по холодной тропе.
Привычным голосом торопя,
Он гонит стадо свое над Каброй.[156]
Знакомый голос сулит им тепло и кров.
Они мычат и топчутся вразнобой.
Он их погоняет цветущей ветвью,
Качается пар над рогами коров.
Погонщик стада, беспечный раб,
Ты ночью растянешься у костра…
Я кровью истек у черной реки,
И сломана ветвь моя![157]
вернуться
Хоть я уже, как Митридат… — По преданию, Понтийский царь Митридат боялся отравления и поэтому, с детства приучая себя к ядам, выработал к ним иммунитет.
вернуться
За исключением первого стихотворения «Довесок», первоначально называвшегося «Кабра» (Дублин, 1903), и последнего, все стихи этого сборника написаны в 1913–1916 годах в Триесте и в Цюрихе. Отдельным изданием они вышли лишь в 1927 году в том же парижском издательстве «Шекспир и компания», где был впервые напечатан «Улисс».
вернуться
Стихотворение, по-видимому, связано со смертью матери Джойса в августе 1903 года и его отказом помолиться за нее — трагической виной, которая отразилась в первой главе «Улисса».
вернуться
Кабра — пригород Дублина, где семья Джойса жила в 1902–1903 годах.
вернуться
И сломана ветвь моя! — По-видимому, аллюзия на слова Христа о ветви, не приносящей плода. Кроме того, у древних германцев был обычай: когда человек отказывался от своего рода и наследства, он должен был явиться в судебное собрание и сломать над своей головой три ветки «длиною в локоть». Таким образом, сломанная ветвь у Джойса может означать разрыв с религией предков, родительским домом и Ирландией (эмиграция).