А стихотворение «Вечерний звон» в переводе Козлова стало русской народной песней — неудивительно ли? Строго говоря, оно входило не в «Ирландские мелодии», а в другой цикл, названный Муром «Песни разных народов». В английском оригинале стихотворение имело интригующий подзаголовок: «Колокола Санкт-Петербурга». Увы, несмотря на усилия исследователей, происхождение мелодии «Вечернего звона» до сих пор загадка.[6]
Ивану Козлову принадлежит перевод и другого ирландского поэта, Чарльза Вулфа, в отличие от Томаса Мура совсем не знаменитого. Он остался в литературе автором одного-единственного стихотворения «На погребение английского генерала сэра Джона Мура в Корунне», — которое русские читатели знают по первой строке: «Не бил барабан перед смутным полком…» Переводчику замечательно удалось передать размеренную поступь и сдержанную скорбь похоронного воинского марша:
Самым талантливым в младшем поколении ирландских поэтов-романтиков был Джеймс Кларенс Мэнган. Он тоже, как говорили в старину, «не свершил до конца своего поприща», рано умер и не дал ирландской поэзии всего, что обещало его незаурядное дарование. Среди самых известных стихотворений Мэнгана — свободное переложение народной песни «Темнокудрая Розалин» («Róisin Dubh»), воспевающее Ирландию в образе прекрасной девушки. Его беспросветно мрачная «Сибирь», по-видимому, навеяна слухами о дальней холодной стране, где несчастные изгнанники, жертвы царской деспотии, страдают и гибнут среди бесконечных ледяных пространств. Это символическое стихотворение; Сибирь в нем не столько географическое понятие, сколько вообще образ мира, где правят тираны, мира-каторги.
Еще одно популярное в Ирландии стихотворение Мэнгана примечательно тем, что его повторяющийся рефрен «Gone In The Wind» («Унесенные ветром») дал название знаменитому роману Маргарет Митчелл:
Вся вторая половина XIX века отмечена ростом самосознания ирландского народа и его культурной элиты, национальным подъемом, который проявлялся в самых разнообразных формах — в развитии кельтской археологии, в публикации древнеирландских текстов, и возникновении патриотических обществ: от тайного общества фениев до вполне респектабельной Гэльской лиги, ставящей своей целью возрождение ирландского (гэльского) языка. На рубеже XX века этот подъем породил два замечательных культурных явления — Ирландское литературное возрождение и Ирландский национальный театр. В обоих движениях ключевую роль играл выдающийся поэт и драматург Уильям Батлер Йейтс.
Йейтс начинал как поэт-символист. Он испытал сильное влияние английских прерафаэлитов Данте Габриэля Россетти и Уильяма Морриса, создавших новый стиль в живописи и в поэзии. Древние легенды и великие сюжеты литературы под их пером оживали во всем блеске художнического воображения — необычно и достоверно. Йейтсу пришла счастливая мысль соединить прерафаэлитские приемы с ирландским колоритом, взяв вместо античных, библейских и скандинавских сюжетов образы кельтской мифологии и ирландских народных сказок. Так возник стиль «кельтских сумерек», с наибольшей полнотой выраженный в сборнике Йейтса «Ветер в тростниках» (1899). Древние короли и вещие друиды, охотничьи псы и колесницы, могучие боги и таинственные сиды, белые птицы над морем и стон кулика над болотом — все это вошло в его стихи, и в каждом стихе, в каждом звуке — неизбывная, неутолимая тоска по Сокровенной Розе, в которой заключена тайна красоты и любви…
В «Улиссе» Джойса юный Стивен Дедалус вспоминает, как его умирающая мать плакала от этих слов на своем ложе…
Джеймсу Джойсу было двадцать лет, когда он пришел к Йейтсу со своими первыми литературными опытами. Он вел себя самоуверенно и заносчиво, но Йейтс не обратил на это внимания и поддержал талантливого молодого человека — которому еще предстояло написать один из величайших романов XX века. Но начинал он со стихов, и в первом сборнике «Камерная музыка» йейтсовские мотивы очевидны. Например, в последней, тридцать шестой, пьесе сборника:
7