— Эт-то еще кто т-такой?! — заикаясь, спросил Семен. Если пасть левиафана спокойно перекусила пятидесятивесельную галеру, то каких же размеров должен был достигать обладатель слизистых лап?! — Ч-что это за ч-чудо-вище?!
Семену никто ничего не ответил. Далия и Эгуд, словно загипнотизированные, не могли оторваться от жуткой картины, разворачивающейся в полумиле от острова. Сатан лихорадочно вертел головой по сторонам в поисках более надежного укрытия.
Между тем щупальца сомкнулись на длинных шеях обоих левиафанов и сжались так, что из распахнутых пастей ударили мощные фонтаны темной крови. Хвосты и лапы морских змеев, до того яростно бившие по волнам и вздымавшие тучи пены, безжизненно повисли.
Похолодевший от страха Семен ожидал, что неведомый подводный исполин теперь утащит добычу в глубину. Вместо этого руки-щупальца, сжимавшие задушенных левиафанов, продолжали тянуться вверх. Вскоре из воды появилась голова, вряд ли уступавшая размерами их острову, затем плечи. И наконец появился весь охотник на левиафанов.
Впрочем, нет, не весь. Его фигура выступила из вспененного моря по пояс.
Но и этого было вполне достаточно, чтобы Семен лишился дара речи.
— Рахаб... — в ужасе прошептал Эгуд. — Это Рахаб...
Волна, поднятая Рахабом, ударила по острову, едва его не затопив. Лодка и все припасы, остававшиеся на берегу, мгновенно исчезли под пенистыми волнами. Стало ясно, почему Сатан потащил их на вершину. Окажись они метра на три ниже — и все было бы кончено, их просто унесло бы в море. Теперь же они оказались на крохотном пятачке, окруженном со всех сторон водой.
Несмотря на оцепенение, Семен обратил внимание на странности в фигуре подводного исполина.
— Смотрите-ка, — шепотом сказал он. — По-моему, ему тоже от кого-то досталось... Неужели и на этого кто-то охотится?..
Действительно, лицо Рахаба — если можно было назвать так переднюю часть круглой головы — покрывали сочащиеся гноем язвы. Местами видны были желтоватые кости. Плечи, поросшие ракушками, рассекали глубокие раны.
— Он не живой и не мертвый, — так же тихо ответил Эгуд. — Ты разве не чувствуешь? — Он глубоко вдохнул воздух и сморщился. — Падаль...
Семен при этих словах тоже ощутил, что воздух словно пропитался густым запахом разлагающейся плоти. Он закашлялся.
— Тише вы! — вполголоса одернул их Сатан. — У него очень тонкий слух.
Они замолчали. Рахаб медленно повел головой. Взгляд его блеклых, словно слепых глаз на мгновение-остановился на торчавшей из волн вершине островка.
Но только на мгновение. Добыча, которую он продолжал сжимать в лапах, интересовала великана больше. Он поднес к пасти одного левиафана, тяжело вздохнул — отчего запах гниения усилился многократно — и впился клыками в безжизненную тушу.
Семен вздрогнул и отвернулся. Вновь взглянуть на Рахаба он решился лишь после того, как оглушительное чавканье смолкло. Повернувшись к морю, он обнаружил, что исполин медленно погружается в воду. Спустя какое-то время на спокойной, чуть подернутой рябью поверхности не осталось никаких следов только что происшедшей сцены. Только тяжелый запах гнили все еще напоминал о Пожирателе Левиафанов.
— Ну и зверье у вас тут водится, — выдавил Семен. — Мороз по коже... — Он чувствовал, что от пережитого потрясения с трудом держится на ногах. Остальные выглядели не лучше.
— Рахаб не совсем зверь, — сказал Эгуд. — Я даже не был уверен в том, что он существует. Хотя и слышал о нем.
— Не совсем зверь, — повторил Семен. — Не живой и не мертвый... Что ты имел в виду?
Они медленно спускались с вершины, следуя за отступавшими волнами.
— На заре творения он отказался подчиниться Творцу, — ответил вместо тяжело дышавшего старейшины Сатан. — За что и был низвергнут на самое дно и погружен в сон, подобный смерти. Пробуждается он лишь в том случае, если на поверхности начинаются любовные игры левиафанов... Так что все дело в радужнике. — Он выразительно посмотрел на Далию. Девушка промолчала.
Наконец они достигли кромки берега и остановились.
— А как же мы собираемся покинуть остров? — осведомился Семен. — Вплавь, что ли? Лодку, между прочим, унесло цунами, поднятое этим гниющим чудовищем!
Далия устало опустилась на мокрый камень. Эгуд сел рядом.
— Да-а... — глубокомысленно заметил Семен. — Вот только в робинзоны я еще не попадал. Семен Робинзонович Коган — это звучит. И кто же у нас будет Пятницей? — На самом деле ему было совсем невесело. Окинув взглядом пустынную водную гладь, он вдруг подумал, что был бы рад увидеть даже левиафана. Только не эту морскую пустыню.