Впрочем, секрета здесь никакого нет. Если у вас семья из шести человек, да у брата жены шесть душ, а машина у вас с ним одна — что остается делать, как не сажать их всех на колени друг другу? Все хотят ехать в автомобиле. И дедушка Поль, и тетушка Марджи, и пятилетний племянник Джон. Все хотят вырваться из Гарлема на автостраду, все хотят ощутить скорость, глотнуть вольного ветра, испытать чувство причастности к роду человеческому.
В зеркальце я видел открытый рот пуэрториканца и глаза, скошенные на притихших соседей справа. Он, наверное, так бы и въехал со своим открытым ртом в царство небесное, если бы Юля-старшая, провожая нас, не вложила в «Please, drive carefully, darling!» всю свою любовь к нам.
Я успел свернуть на обочину, он тоже в самый последний момент уклонился, и его переполненная автоколымага, как воющий снаряд, пролетела в сантиметре от нас.
— Иезус Мария! Карамба! — все это вместе с воздетыми к потолку машины руками и смуглыми кулаками разных размеров, высунутыми из окон, пронеслось мимо нашего черного «форда» и скрылось за поворотом.
По мнению Димки, мог быть хороший «бенц». За пять лет жизни в Америке Димка вдоволь насмотрелся: на разбитые машины, на мертвый металл, скрученный в жгуты.
— С пуэрториканцами всегда что-нибудь случается, — философски замечает Димка, демонстрируя свое знание американской действительности.
Так поют пуэрториканцы в знаменитой «Вест-сайдской истории».
Они не сыновья, а пасынки этого огромного города, и на них он вымещает свою злобу. Ребенок, выпавший из окна; лопнувшая водопроводная труба, затопившая весь этаж; смерть от наркотиков; убийство юноши в драке; горе ребятишек, которых бросил отец, — вот ежедневные «вест-сайдские истории». Обычные истории. Ординарные.
Я помню одного пуэрториканского малыша на Бродвее.
Это было в те вечерние часы, когда Нью-Йорк ненадолго становится лиловым. Лиловое небо, лиловый воздух, лиловые улицы, лиловая вода в Гудзоне. В палитре Нью-Йорка не слишком много красок: прозрачная бирюзовая акварель на рассвете, густые серые мазки днем, и снова нежная мимолетная акварель к вечеру. Умирающий закат над остекленевшим Гудзоном способен пролить умиротворение в самые ожесточившиеся души. Неповторимы в своей печали лиловые сумерки.
У тротуара останавливается полицейская машина. Полисмены смотрят куда-то мимо меня. Они смотрят на смуглого мальчишку лет шести.
За стеклом магазина над истекающими жиром курицами нависли колбасы. Из открытых дверей пахнет чем-то жареным. Мальчишка, всунув руки в карманы коротеньких штанишек, приподнялся на цыпочки и смотрит на витрину.
— Он, — говорит один из полицейских.
— Похоже, что он, — лениво подтверждает другой.
Они выходят из машины и не спеша направляются к мальчишке.
Полицейский кладет руку на голову малыша. Тот вздрагивает от неожиданности.
— Поедем домой, Хозе? — спрашивает полицейский.
Парнишка прижимается спиной к витрине. Смуглое лицо его бледнеет. Он смотрит на полицейских, как затравленный волчонок.
— Мама плачет, Хозе, — говорит полицейский, опускаясь на корточки.
— Ноу, — шепчет парнишка, — ноу!
Он дрожит всем телом. Неожиданно он бросается в сторону, но полицейский крепко держит его за руку.
Останавливаются любопытные, спрашивают друг друга:
— Что случилось?
— Кто-нибудь говорит по-испански? — обращается к толпе полицейский.
— Я говорю, — выходит вперед парень в белой рубахе.
— Скажи ему, что отчим обещал перестать драться, — кивает полицейский на Хозе.
Парень опускается на корточки, что-то говорит малышу, гладит его по голове.
— Убежал из дому позавчера, — объясняет полицейский любопытным.
Парень в белой рубахе поднимает голову и говорит, смущенно улыбаясь:
— Он не хочет домой, он боится…
Полицейский легко поднимает мальчишку на руки и делает два шага к машине. Мальчишка дико кричит, извивается, в глазах его ужас. Полицейский, не ожидавший такого яростного сопротивления, опускает его на тротуар. Мальчишка бежит к парню в белой рубахе. Тот говорит ему что-то, прижимает к себе, смущенно и виновато поглядывает на полицейских, на обступивших его мужчин и женщин, как будто извиняется за своего маленького соотечественника.
— Придется тебе поехать с нами, — говорит полицейский парню. — Тащи его к машине.