Сестры переглянулись.
– Впусти их, – решила хозяйка дома. – На том же условии, что носильщика: пусть останутся у них только глаза, но не языки.
– По глазу на каждого, – уточнил носильщик, и все засмеялись.
Дервиши и впрямь оказались смешными.
– Благодарим вас, храни вас Аллах за вашу доброту, – поклонились они вставшим навстречу сестрам.
Они глазели по сторонам, очарованные красотой роскошных покоев. При виде зажженных свечей и богатой трапезы на столе у них вырвался вздох восторга, а глядя на фонтан, они и вовсе раскрыли рты. Вдруг один из них увидел носильщика, растянувшегося на полу, усталого от выпивки и игр с девушками.
– Может быть, он и араб, но он такой же дервиш, как мы, – промолвил странник.
Носильщик вскочил и крикнул:
– Сидите и не болтайте! Или вы забыли, на каком условии вас впустили? Разве вы не прочли слова, начертанные на двери?
И дервиши прочитали надпись: «Не говори о том, что тебя не касается, чтобы не услышать то, что тебе не понравится».
– Прости нас великодушно, – смиренно сказал дервиш. – Да, мы обещали, и уж будьте уверены, можете делать с нами что угодно, если обещание свое мы нарушим.
– Ну, будет вам, помиритесь! – сказала хозяйка дома.
Одна из сестер принесла дервишам еды и напитков; подкрепившись, они поблагодарили девушек и попросили подать им бубен, флейту и персидскую арфу. Настроили инструменты и стали играть, подпевая. Девушки принялись вторить им, да так громко, с таким воодушевлением, что голоса их заглушали голоса дервишей и носильщика.
Но тут постучали в дверь, и привратница пошла взглянуть, кто пришел.
– Это три купца из Мосула, – сообщила она, вернувшись. – Прибыли в Багдад десять дней назад и остановились на лучшем из постоялых дворов. Багдадский купец пригласил их поужинать, призвал певиц и музыкантов. Все напились допьяна, шум стоял такой, что к дому прибыли стражи порядка. Купцы испугались, перескочили через стену и бросились наутек. Они бежали и бежали, пока не услышали наше пение. Они боятся возвращаться, чтобы не встретить ненароком тех самых стражей и не попасть в тюрьму за пьянство. Купцы спрашивают, не приютим ли мы их на этот вечер? Один из них даже поцеловал предо мной землю. На вид они люди богатые и знатные.
Хозяйка дома поглядела на сестер – они просто сгорали от любопытства.
– Впусти их, – приказала она.
Привратница вышла и вернулась с купцами. Все поднялись им навстречу, приветствуя их.
– Мы рады и счастливы видеть дорогих гостей в нашем доме, но есть одно условие, – сказала хозяйка дома.
– Что за условие, госпожа? – спросил один из купцов.
И хозяйка дома ответила:
– Не спрашивайте ни о чем, что видите или слышите в этом доме: не говорите о том, что вас не касается, чтобы не услышать то, что вам не понравится.
– Не сомневайся, твое условие принято, – ответили купцы с поклоном.
Им принесли еду и напитки, но купцы к ним не притронулись. Они с изумлением смотрели на кривых дервишей, находившихся в таком великолепном доме с женщинами несравненной красоты, очарования, красноречия и великодушия. Неужто они живут с дервишами?
Купцы, надо сказать, были так поражены увиденным, что даже не слышали храпа носильщика, который напился так, что заснул на полу. Вдруг хозяйка дома сказала:
– О сестры мои, давайте исполним наш долг.
Привратница встала, убрала со стола, зажгла новые свечи, переменила благовония, а закупщица подошла к носильщику.
– Поднимайся, лентяй ты эдакий, помоги нам, – растолкала она его.
– Что такое? – Носильщик с трудом поднялся с пола: ноги плохо его слушались. Однако последовал за закупщицей, которая подошла к большому чулану и отворила дверь. В чулане сидели на цепи две черные гончие.
– Веди их на средину зала, – велела красавица. А сама засучила рукава и взяла в руки плетку. И еще она взяла лютню в чехле из желтого атласа с кистями и тоже вернулась к гостям. Она села лицом к хозяйке дома, вынула из чехла лютню и стала играть, напевая с великим пылом:
Хозяйка дома велела носильщику подвести к ней собак. Те понурили головы, попятились и заскулили, но хозяйка осыпала их бока жестокими ударами: не тронули ее ни жалостный визг, ни плач животных, она била и считала удары плетки.
Закупщица все пела, с болью и отчаянием: