– О брат мой, ты правитель всего мира, власть твоя простирается на Восток и Запад, ты могучий воин, неумолимый, благочестивый, – и все же твоя жена счастлива лишь тогда, когда сжимает бедрами бока невольника Масуда. Она еще и усугубила оскорбление тем, что проделала все это у тебя же дома. И если бы только жена твоя провинилась, но нечестны и твои наложницы, и невольники… словно для них твоя власть значит не больше, чем луковая шелуха. Сколь вероломен этот мир, где не знают разницы между великим самодержцем и последним из рабов!
Когда Шахрияр вернулся с охоты, Шахземан приветствовал его с большой радостью и живостью. Шахрияр заметил, что к брату вернулись и прежний румянец, и блеск в глазах. Братья сели за трапезу. Шахрияр увидел, что Шахземан принялся есть с великой охотой, и вздохнул с облегчением.
– Как я рад видеть тебя вновь полным жизни, бодрым и радостным. Скажи мне, брат, отчего ты был так несчастен, когда приехал ко мне… и чему обязан столь скорым выздоровлением?
– Сердце мое было ранено, а душа уязвлена, ибо я застиг свою жену с невольником, когда наведался в ее покои перед тем, как поехать к тебе. Гнев охватил меня, и я отомстил: убил обоих и бросил тела в ров, как дохлых тараканов, – ответил Шахземан.
– Стыд и позор! – воскликнул Шахрияр. – Этот рассказ о женской лживости и вероломстве наполняет ужасом мое сердце. Но счастлив ты, о возлюбленный мой брат, что убил жену за ее предательство – ведь она была причиной твоего несчастья и скорби. Она, подобно змее, затаившейся в высокой траве, только и ждала, чтобы ужалить руку, которая ее кормит. Хорошо и то, что ты убил невольника, посмевшего унизить царя. Никогда я о таком не слышал! Будь я на твоем месте, я обезумел бы от ярости и моим верным мечом истребил бы сотни и тысячи женщин. Так давай же праздновать счастливое избавление и благодарить Аллаха за то, что он спас тебя от этой напасти. Но ты должен объяснить мне, как удалось тебе преодолеть твое отчаяние и скорбь.
– Именем Аллаха умоляю тебя, о брат мой, прости меня за то, что не отвечу тебе на этот вопрос, – отвечал Шахземан.
– Нет, ты непременно обязан ответить! Я поражен тем, с какой легкостью ты преодолел свое горе всего за десять дней, словно это была лишь мелкая неудача, – а ведь обманутому мужу, бывает, всей жизни не хватит, чтобы вновь обрести мир в душе! – сказал Шахрияр.
– О мой царственный брат, боюсь, что, если отвечу тебе, твое горе и отчаяние будут больше моих, – ответил Шахземан.
Но Шахрияр продолжал настаивать:
– Как такое может быть, о брат мой? Нет, теперь уж я непременно должен выслушать твое объяснение!
– Несчастье твое я видел собственными глазами, – сказал Шахземан. – В тот день, когда ты отправился на охоту, я выглянул в сад, чтобы полюбоваться красотой твоих владений, и увидел, как открылась калитка, и вышла твоя жена, а за ней двадцать невольниц, десять белых и десять чернокожих. На моих глазах они сбросили одежды, и десять негритянок оказались переодетыми мужчинами, и, пока я стоял в своем укрытии, они обнимались с белыми женщинами и предавались с ними ласкам. Твоя жена позвала: «Масуд!», и появился еще один чернокожий раб: он перескочил через стену и овладел твоей женой в твоем же саду…
– В моем саду?
– Да, под моим окном. Наверное, они все думали, что я уехал с тобой на охоту. И, глядя на то, какое тебя постигает несчастье, я сказал себе: брат мой – царь всего мира, но даже с ним случилось то же, что и со мной. Но то, что он претерпел, куда хуже. Меня предала моя жена, но лишь я один знал об унижении, которому подвергся, в то время как мой бедный брат был обманут даже своими наложницами при свете дня и в саду собственного дворца. И после этого пища снова стала мне отрадна, и я забыл про смятение свое и грусть.
Ярость охватила Шахрияра, и глаза его засверкали убийственным блеском.
– Я не поверю ни слову из того, что услышал, пока не увижу все своими глазами, – пробормотал он, заикаясь.
Когда Шахземан увидел гнев своего брата, то сказал:
– Если ты не можешь поверить в свое несчастье, пока не увидишь его воочию, почему бы тебе не объявить всем, что завтра снова собираешься на охоту? Тогда мы с тобой переоденемся и тайком, под покровом тьмы, вернемся в мои покои, и ты сам увидишь все, что я описал.
Шахрияр согласился с предложением брата и повелел своему визирю подготовить все для совместной охоты. Слух об их отъезде быстро разнесся по дворцу, и под звуки тамбуринов и труб, с шумом и гамом охотники уехали. Ночью оба царя тихо пробрались в опочивальню Шахземана.
Шахрияр до утра метался на постели, словно на раскаленных углях. Когда забрезжила заря, он все лежал без сна, прислушиваясь к чириканью птиц и журчанию воды в фонтане, которые слышал каждое утро, и невольно думал о рассказанном братом, желая, чтобы все это было лишь видением или выдумкой. Но затем он услышал, как открылась калитка, и вместе с Шахземаном бросился к окну.