Убедившись, что новость произвела впечатление, он попросил тут же двадцать франков бакшиша за то, чтобы отвести нас в гостиницу.
В пристанционной гостинице (но откуда здесь взялась железная дорога) мы почерпнули целый ряд скорее гастрономических, чем исторических сведений.
— О конечно, сию минуту подадим вам бифштексы! А не желаете ли вы отведать жареного картофеля и замороженную дыню? — мило улыбаясь, спрашивает официант, он же хозяин гостиницы и ресторана. Шум и гам стоят такие, что я забыл спросить, верно ли, что сюда прибывают поезда, и если это так, то зачем.
Лишь позже, два года спустя, снова побывав в этих местах, я сумел удовлетворить свое любопытство. Да, пристанционной гостиница называется потому, что она находится рядом с железнодорожной станцией. Один раз в неделю сюда, в Эль-Джем, приходит поезд из Туниса и вскоре отправляется назад в столицу. Все это мне рассказал любезный официант — хозяин гостиницы, предлагая моему вниманию неизменные бифштексы, замороженную дыню и жареный картофель.
А тогда полузанесенные песком рельсы и здание станции показались мне в этой пустыне не меньшим абсурдом, чем развалины древнего амфитеатра.
И после Эль-Джема нас ждало немало открытий, но это были уже не старинные руины, следы исчезнувших поселений, а находки весьма примечательные и совершенно особого рода — если так можно выразиться, открытия в области археологии человека. В районе Гафсы нам посчастливилось встретить единственную, наверно, уцелевшую в этом районе этническую группу чистых берберов. А между тем еще сравнительно недавно берберов в Северной Африке было куда больше, чем арабов.
Берберская «феерия»
и «Велогонка по Тунису»
В Гафсе мы пробыли два дня, выясняя, какие берберские селения было бы наиболее интересно посетить. Наконец все нужные сведения собраны, и мы отправляемся в горы. Нам предстояло проехать больше пятидесяти километров по очень трудной дороге, тянувшейся по руслу высохшего вади.
После двух часов езды мы увидели вдали на вершине скалы вооруженных всадников, будто вырезанных из белого картона.
Мы поняли, что цель близка.
Из прилепившихся к скалам домиков выходят берберы. Туристы заглядывают сюда крайне редко, и лица обитателей селения полны любопытства. Впрочем, это любопытство носит оттенок сдержанной вежливости и какой-то настороженности.
Как велит старинный обычай пастухов-берберов, все они — на конях, верблюдов используют лишь как перевозчиков всевозможной клади. Конь для берберов — свидетельство силы и богатства. Теперь кое у кого появились и велосипеды, но в глазах берберов их обладатели— люди несерьезные, кривляки. Настоящий мужчина, если он хочет сохранить независимость и уважение соплеменников, должен быть отличным наездником. А главное, он обязан доказать свою храбрость и ловкость в конных состязаниях.
Эти поистине фантастические вооруженные «схватки» своими истоками восходят к временам борьбы за колодцы, когда поединки между самыми сильными воинами от каждого кочевого племени решали, кому пить драгоценную влагу. На одном из таких испытаний мужества и ловкости молодых пастухов-берберов нам удалось побывать через несколько дней после приезда.
В узком вади, зажатом между скалами, воткнуты в песок копья участников состязания. Чтобы их можно было различить, каждое копье повязано ленточкой другого цвета.
Нам, как почетным гостям, объяснения дает сам мудир— старейшина племени. Он великолепно владеет французским языком, и мы просим его рассказать, как выглядела раньше эта вооруженная «феерия». Старик обещает ответить на все вопросы, но пока кивком головы приглашает последовать за ним через шумную толпу мужчин и женщин, которые приехали из окрестных горных селений посмотреть на поединок.
Обычно состязания начинаются уже под вечер, когда тень от берега вади начинает скрадывать очертания людей и животных. Это лучшие часы: жара уже спала и нет ни ветра, ни пыли.
Мудир что-то говорит участникам твердым и отчетливым голосом. Мы догадываемся, что он приказывает соперникам соблюдать правила «феерии», и по его тону нетрудно понять, что это обращение само по себе своеобразный ритуал.
Закончив свой «наказ», мудир возвращается к нам.
— Прежде, — говорит он, — каждый всадник и каждый «погребенный» рисковали в этом поединке жизнью.
Мы не поняли, что это за «погребенные», но решили пока его не прерывать.
— Теперь рискуют только всадники, но они умеют избежать опасности.