Францию охватило возмущение; со всех концов страны посыпались требования о проведении строжайшего расследования. И тут вспомнили о Пьетро ди Бразза, умном, знающем человеке, далеком от политических интриг и финансовых спекуляций. Несмотря на расшатанное здоровье, Пьетро ди Бразза согласился оказать последнюю услугу Франции и Африке. В апреле 1905 года он во главе комиссии по расследованию отправился в Конго.
Восставшие племена, узнав о его прибытии, тут же сложили оружие. Ему пришлось выслушать рассказы о бесчисленных зверствах, совершенных французскими колонизаторами. Для Бразза это было жесточайшим ударом. Несколько месяцев подряд па коне и в пироге, под дождем и палящим солнцем он объезжал все новые районы. Моральные переживания усугубили его физические страдания. Болезнь прогрессировала с каждым днем, и он чувствовал, как стремительно убывают силы.
В Браззавиль он вернулся еле живым и больше уже не мог подняться. На пристань его несли на носилках. Состояние отважного путешественника все ухудшалось. Но он потребовал, чтобы ему прочли весь отчет, боясь преднамеренных искажений и передержек со стороны местных властей. Когда корабль прибыл в Дакар, врачи запретили Пьетро ди Бразза плыть дальше во Францию. Его положили в госпиталь, и 14 сентября 1905 года этот европеец — верный друг Африки навсегда закрыл глаза[53].
Когда Бразза прибыл ко двору короля Маккоко, эта великая негритянская империя уже клонилась к закату. Век спустя, приближаясь к Мбе, мы ожидали увидеть лишь жалкие следы былого великолепия.
Мбе. Мбе… само название древней столицы казалось нам смешным: в туристских путеводителях его вообще невозможно было отыскать. Поэтому на каждой развилке дорог мы оказывались перед драматической коллизией— куда сворачивать. Выбрать не ту дорогу означало удалиться в сторону от цели на добрую сотню километров. Не знаю уж почему, но в Экваториальной Африке бесполезно спрашивать у прохожих, куда ехать.
Вероятно, для туземцев глубинных районов Конго подобные вопросы звучат очень странно. Это примерно то же самое, как если бы пигмей, очутившись на улицах Рима, спросил, как ему по запаху попасть в зоологический сад к слонам… Когда мы во время наших путешествий по внутренним областям Конго спрашивали, как проехать в такое-то селение или в такой-то город, мы никогда не получали точного ответа.
Естественно, что, разыскивая загадочный Мбе, мы даже не пытались прибегнуть к помощи пастухов или путников, шедших по обочине дороги. Мы пытались сориентироваться на глазок. Каково же было наше удивление, когда помощь пришла именно от местных жителей.
На второй день пути мы, резко затормозив у очередного перекрестка дорог, стали громко спорить, куда нам сворачивать — влево или вправо. Несколько батеке, стоявших у края дороги, молча слушали нас. По-видимому, их в глубине души забавляли наши вопли. Как всегда, жара сделала нас крайне раздражительными. И тут один из нас крикнул: «Еmbе!»[54]. Неужели стоит ссориться из-за какого-то Мбе!
Эти два «мбе», этимологически совершенно различные, но звучавшие почти одинаково, привлекли внимание батеке. Один из них неуверенно показал рукой вправо и на весьма приблизительном французском языке сказал: «Чтобы попасть в Мбе, надо проехать по этой дороге триста двадцать километров».
Мы были поражены — неожиданная помощь от местных жителей противоречила нашему предшествующему опыту.
— Откуда ты знаешь дорогу на Мбе? — спросил Нанни у юноши.
— Ее все батеке знают, — ответил юноша. — Мы ее показываем всем, кто приезжает издалека посмотреть на нашего короля Маккоко.
— А кто же к нему приезжает?
— Все батеке из далеких селений, даже те, которые живут в городе, время от времени приезжают к нашему Маккоко, отцу всех батеке. Каждый, кому нужна помощь, всегда обращается к нему.
Первая встреча с приверженцами короля Маккоко оказалась весьма многообещающей. Сам факт, что в трехстах километрах от столицы все батеке точно знают, где она находится и как туда попасть, показался нам очень многозначительным. Теперь мы твердо уверовали, что столица батеке — большое, красивое селение с величественными старинными постройками, а сам монарх сохранил все свое влияние.
Но это была иллюзия. Мы даже не заметили, как прибыли в Мбе. Наш джип промчался мимо нескольких домов, и мы понеслись дальше. Лишь минут через двадцать нас стали одолевать сомнения: на одной из хижин, более крупной, чем остальные, развевался флаг. Мы вернулись и остановились на улочке возле хижин.
53
Здесь мы сталкиваемся с тем, что в какой-то мере идеализируется не только ди Бразза, но и Франция. Настоящий Саворньян ди Бразза не был пи таким идеалистом, ни таким бескорыстным другом африканцев. Чего стоит хотя бы описанное только что установление «протектората» над Маккоко. Вместе с тем нельзя не согласиться с автором, что ди Бразза не похож на большинство «героев» колониального раздела Африки, сознательно бывших на службе у колониальных держав. —