Ветровая ванна
Туареги познакомили меня и со многими любопытными особенностями пустыни. В Нефте я впервые понял, что ветер, постоянно дующий в Сахаре, опасен и неприятен не только своей силой, но и мириадами песчинок, которые он несет с собой. Но это же обстоятельство играет весьма важную роль в «гигиене» кочевников: очень часто ветер заменяет им воду.
Мы заметили, что туареги, хотя они считают себя правоверными мусульманами, не любят и всячески избегают ритуальных омовений, которые Коран предписывает совершать раз в день.
Возможно, тут сказываются и влияние прежних анимистических верований, и вековая привычка экономить драгоценную влагу. А опыт учил тому, что нельзя нарушать функцию потовых желез частыми омовениями. Это резко изменило бы температуру тела, что могло бы привести к быстрому обезвоживанию организма, весьма опасному в пустыне.
Но не делайте отсюда поспешного вывода, что туареги не заботятся о чистоте своего тела. Наоборот, тело человека, который всю свою жизнь провел в пустыне на ветру, отличается редкой чистотой. Туареги ничего, кроме халатов, не носят: вездесущий ветер обдувает голое тело мельчайшими песчинками, он, словно наждачная бумага, протирает кожу, и она становится даже более чистой, чем после священных омовений. После нескольких недель жизни в пустыне мы заметили, что нуждаемся в душе куда меньше, чем в разгар европейского или тропического лета. Даже устав после долгих переходов или тяжелой езды по пыльной дороге, мы все же чувствовали себя совершенно чистыми. Сухой климат пустыни не вызывает сильного потовыделения, а ветер, как щетка, снимает с нас пыль.
Мне вспоминается фраза одного из моих помощников-кинооператоров. Как-то вечером, высунув руку из палатки, он воскликнул.
— Вылезайте, все вылезайте! Сегодня отменный ветер, можно принять душ и помыться, так что раздевайтесь и не забудьте захватить полотенце и зубную щетку…
Охота сетями на антилоп
Вместе с охотниками Ибн Саукала мы отправились в Хаммада Эль-Хамра, находящемуся к югу от Гадамеса. Мы решили поохотиться на джипах на букру — самую большую антилопу ливийской пустыни. За несколько лет до этого я участвовал в такого рода охоте, и она показалась мне на редкость безжалостной и неспортивной. Я дал себе слово больше не участвовать в жестоком избиении мирных животных.
В 1952 году, когда я снимал в Красном море на пустынном острове Большой Дахлак (Grande Dalack) фильм «Шестой континент», у нашей экспедиции иссякли запасы продовольствия. У нас не было необходимого снаряжения для обычной «пешей» охоты, и мы приняли предложение одного итальянца поохотиться на его джипе.
Глубинные районы острова представляют собой совершенно гладкую равнину, на которой лишь кое-где встречаются редкие заросли колючей акации. Наш джип несся по равнине в поисках залегшего в кустах стада газелей. Впереди на капоте, уперевшись ногами в фары, чтобы машина при резком повороте и торможении не сбросила их, стояли наготове двое охотников с заряженными ружьями. После тридцати минут поисков шум мотора вспугнул стадо газелей. Джип немедленно помчался в погоню. Спидометр показывал сначала шестьдесят, затем семьдесят и, наконец, восемьдесят километров в час. Объятые страхом животные пытались уйти от преследователей, но это им не удавалось. Через несколько минут их стремительный бег замедлился, и вскоре они окончательно выбились из сил.
Джип тоже сбавил скорость, охотники прицелились и открыли стрельбу. Пули не убили, а лишь ранили животных: трудно хорошо прицелиться с несущейся вперед машины. Три раненые газели упали в песок, четвертая проскакала еще сотню-другую метров и вдруг, подогнув передние ноги, рухнула замертво. Не успели машины остановиться, как двое охотников-арабов уже соскочили на землю, держа в руке длинный нож. Мусульмане не могут есть мясо животного, если в миг смерти его глаза не были обращены на восток, к Мекке. Поэтому оба охотника торопились прикончить газелей своими руками, прежде чем они умрут от пуль в столь неортодоксальной «позиции». Каждый из арабов схватил свою добычу за рога, повернул ее голову к востоку и молниеносно вонзил нож в горло газели, еще трепетавшей после неистового бега. На мгновение я почувствовал себя негодяем, соучастником подлого убийства беззащитного живого существа. Я невольно поймал испуганный и недоумевающий взгляд умирающего животного.