Меньше всего волнуются туареги, они спокойно показывают, когда нужно изменить направление. Шоферы двух «спаренных» сетью джипов обливаются потом, стараясь удержать ее в натяжении. Они ни разу не участвовали в такой охоте и сейчас очень волнуются: ведь сеть не должна касаться земли или задеть о камень, иначе она мгновенно порвется.
Спидометр застыл на отметке шестьдесят. На какое-то мгновение мы растерялись; стадо антилоп разбилось на две группы; самки с детенышами резко свернули вправо. Чтобы спасти их и отвлечь наше внимание, самцы бросились в противоположную сторону и помчались еще быстрее; повелительный знак старшины охотников развеял все наши сомнения — мы будем преследовать самцов.
Погоня длилась еще минут двадцать, а потом уставшие животные внезапно замедлили бег. Охотники крикнули нашим шоферам, чтобы те прибавили скорость. Третий джип сбоку атаковал стадо, и животные рассыпались в разные стороны. Мы сразу же устремились навстречу трем самым красивым самцам, но, прежде чем я успел их заснять, они очутились у самых машин. Какая-то доля секунды — и вот уже они забились в сети. Мы плавно притормозили машины, иначе можно поранить пленных животных.
Они лежат на земле, и их испуганные глаза в страхе устремлены на торжествующие лица туарегов. Самый крупный из самцов все еще не желает признать себя побежденным. Он рвется из сети, его крепкие мускулы бугрятся под тонкой кожей, он никак не может понять, что же произошло. Я становлюсь на колени и снимаю эту сцену; ноздри угодившего в сеть Животного судорожно дрожат, и в них живет тот же ужас, что и во взгляде. Страх и величайшее изумление: животное чувствует, что оно побеждено, но одновременно чувствует, что его не убили, а сохранили ему жизнь.
Вечером в лагере мои друзья огорчаются: из-за глупого сентиментализма мы велели не убивать антилоп и сами лишились трех великолепных охотничьих трофеев.
Между тем трофей я все-таки увез — это фотографии трех антилоп-букра, плененных сетью, и сделанные блицем уже на закате снимки получивших свободу животных. Быть может, на мгновенном снимке мне удалось запечатлеть и недоверчивое изумление, которое промелькнуло во взгляде трех пленников, когда их освободили из сетей. Еще миг — и все трое бешеным галопом уже несутся вдаль, к горизонту.
Когда мы возвращались из Хаммада Эль-Хамра, у нас было достаточно времени, чтобы не раз поразиться удивительной способности туарегов ориентироваться на местности.
Машины неслись по голой пустыне в убывающем свете дня. Но для туарегов даже одинокий кустик был вполне достаточным ориентиром, и они тут же указывали нашим шоферам, куда ехать дальше. На этом каменном «плоскогорье» колеса наших машин не оставляли ни малейших следов. И все же туареги не ошиблись ни на метр; мы прямиком прибыли в лагерь, словно путешествовали по отменной автостраде. Перед скудным ужином, который еле-еле позволил нам утолить жажду и голод, туареги побаловали нас душем, честно, хотя и скупо, разделив на всех драгоценную воду.
Вечером, когда бледный серп луны с трудом прорезал черные тени вокруг, к нам в лагерь пожаловал Ибн Саукал вместе с двумя своими лучшими охотниками. Они уселись в кругу света, отбрасываемого ацетиленовой лампой, и молча уставились на нас, ожидая, пока мы кончим свои разговоры. Затем с помощью переводчика, множества выразительных жестов, долгих пауз и удивленных восклицаний завязалась беседа об охоте на букра. Ибн Саукалу не терпится рассказать нам об охоте в давние времена. Он говорит, что раньше туареги аджер охотились на антилоп, растянув сети между самыми быстрыми верблюдами. Охотники находили следы антилоп, и начиналось упорное преследование. Хотя верблюды и не могли состязаться в скорости с антилопами, они были куда выносливее. Нам охота на джипах показалась очень долгой, а ведь она длилась всего несколько часов. Между тем охота на верблюдах нередко продолжалась четыре и пять дней. В этом и заключалась разница между нашей вылазкой в Хаммада Эль-Хамра и охотой былых времен. После каждого дня охоты туареги и верб-люды-мехари ложились на землю отдыхать. Неподалеку от них на этой же голой, без всякого укрытия земле отдыхали и преследуемые антилопы. Ночь приносила желанную передышку одним и другим. Наутро охота возобновлялась. Но если туареги, имея припасы и воду, могли бороться с усталостью и продолжать преследование, антилопы не успевали ни пощипать ветки кустарника, ни напиться. Они все больше слабели, постепенно их бег становился все медленнее и медленнее, пока они окончательно не выбивались из сил. Тогда все стадо в изнеможении опускалось на землю, признав свое поражение. Уставшие животные становились легкой добычей преследователей, которые накрывали антилоп сетями.