Их власть над огнем, умение ковать, гнуть и плавить металл породили у туарегов легенду о чудодейственном II мастерстве этих искусных кузнецов и слесарей, которые, несомненно, заключили союз с духами. Поэтому прежде туареги в бою и во время набегов из предосторожности предпочитали иметь рядом с собой черного раба-энадена, особенно же того, который изготовил ему оружие. Тогда туарег был уверен, что меч не подведет его в битве, а, наоборот, будет разить врагов с еще большей силой. Само присутствие рядом энадена позволит ему избежать ударов вражеского меча[18].
Просо под охраной бога
Туареги аменокала Мусы продолжают свой медлен-ный поход по сахелю, направляясь к новым пастбищам) в горах и долинах массива Аира. А мы неотступно дви- j гаемся за ними на своих машинах.
Туареги снимаются еще засветло, а днем караван поднимает такое густое облако пыли, что на целые часы исчезает из поля зрения. Внезапно мы, к нашему удивлению, замечаем, что мехари больше не везут мешки с просом, закупленным в городе.
Мы спрашиваем у Мусы, куда же делись мешки, и он отвечает, что вчера их спрятали в сухих пещерах на холмах, неподалеку от проезжей дороги. В этих пещерах просо будет храниться до тех пор, пока оно не понадобится племени на обратном пути, когда настанет засуха. Тогда Муса самолично отыщет мешки.
Нас поразило, что аменокал ничуть не беспокоится за сохранность проса, оставленного в пещерах без всякого присмотра: ведь любой проезжий может его обнаружить и забрать.
Муса отрицательно качает головой.
— Никто не украдет просо, оставленное под защитой бога.
Его предки оставляли просо в этих пещерах и так же поступят его сыновья, зная, что никто в пустыне никогда не осмелится украсть просо, не прогневив жестоко этим бога. Никто не похитит чужую еду, даже если будет умирать с голоду.
Я нахожу здесь большое сходство с обычаями кочевников Меденина, которые оставляют в своих горфа — пещерах-хранилищах — зерно и кожи. Здесь, в сахеле, на расстоянии четырех тысяч километров от Меденина, туареги столь же безбоязненно оставляют без всякой охраны драгоценное просо, уверенные, что потом найдут его нетронутым. Меня это очень удивило. Ведь аменокал Муса сам рассказывал, что туареги отнюдь не считают кражу или грабеж аморальным поступком. Больше того, они даже гордятся этим. Между тем они не испытывают ни малейших опасений, что кто-то может украсть их просо. Но позже я понял, что спутал понятие грабежа и кражи. Грабеж означает захват чужого добра в открытой, честной схватке, благодаря личной отваге и находчивости. А эти качества всегда были источником гордости туарега. Иное дело кража, да еще в отсутствие хозяина. Достоин всяческого презрения туарег, который, пользуясь доверчивостью хозяина, трусливо крадет у него зерно или животных, оставленных без всякой охраны.
Теперь я начал лучше понимать истинный характер туарега, его противоречивость, о которой столько писалось и говорилось.
«Знатность» туарега как раз и заключается в его благородной вере в честность других.
— Я бы никогда не украл чужого проса, — сказал Муса, один из последних истинных аменокалов Сахары, гордо посмотрев на меня. И, сказав это, он был убежден, что точно так же поступили бы и все остальные кочевники пустыни.
Когда за Агадесом показались на горизонте вершины гор Аира, мы распрощались с Мусой и его людьми. Начинался таджерест — сезон обильных дождей, горные долины из желтых постепенно становились светло-зелеными. Там, наверху, туареги Мусы найдут тучные пастбища и обильные источники, самые лучшие в Сахаре.
А мы, изменив курс, снова направились в Зиндер. Наше путешествие по сахарской пустыне закончилось.
ОГНИ САВАННЫ
Мое сердце взывает к тебе, Африка,
Земля моего счастливого детства, Африка,
Земля моего страха и надежд!
Пробудись ото сна, Африка!
Встряхнись, отбрось прочь летаргический сон,
Погрузивший тебя в бездну рабства!
18
Двойственное отношение к касте кузнецов распространено по всей Тропической Африке, а не у одних только туарегов. С одной стороны, занятие ремеслом позорно для свободного члена племени и он никогда себя не поставит рядом с кузнецом, а с другой — «власть над огнем и металлом» кажется чем-то магическим. Возможно, здесь мы имеем дело с пережитками древних верований, ныне вытесненных исламом. —