Я знаю, ты победишь, Африка,
В великой борьбе за свободу.
Огни мы заметили не сразу; сначала увидели, как ветер гонит из-за дюн густой белый дым. По запаху я тут же определил, что это горят травы на берегу озера. II в самом деле, одолев последний песчаный холм, мы сразу увидели, как мужчины-канембу, обливаясь потом, бросали в огонь охапки пахучих трав, а женщины старательно собирали золу.
Самым сильным был запах мха, и еще издали, едва его уловив, я сразу понял, что мы уже возле самого озера Чад. Несколько лет назад па берегу того же Чада я видел, как канембу жгут травы, называемые алофитами, из золы которых потом добывают соль. Тогда я долго прожил среди канембу и узнал, что когда они находят эту ценнейшую траву, то не успокаиваются, пока не соберут ее всю и не сожгут, чтобы потом иметь запас соли. Запах дыма и золы слился у меня в единое целое с представлением об огромном озере. Поэтому теперь я сразу догадался, в каком направлении нужно ехать, чтобы добраться до берега. А мы уже целую неделю мчались в джипе из Агадеса к Чаду.
За линией огней после самой последней цепочки дюн озерная гладь предстает вашим взорам совершенно внезапно, и нужно долгими днями нестись по бесконечным пескам, чтобы вдруг застыть, словно зачарованный. Именно так и случилось с нами, когда в июне 1963 года мы увидели на горизонте Чад. И хотя я уже побывал до этого на озере и знал, что оно возникает совершенно неожиданно и, насколько хватает взгляда, бесчисленными островами исчезает где-то далеко в саванне, я опять был потрясен и застигнут врасплох. Когда мы снова двинулись в путь по берегу озера, то вскоре убедились, что горизонт здесь похож на горизонт Сахары. В лучах солнца вода казалась такой же желтой, как пески пустыни, на небе ни облачка, а ветер такой же колючий и паляще жаркий. Но все же разница была, и притом огромная — здесь воздух был немного влажным; когда вы касались руками лица, то это; были настоящие руки и лицо, а не одинаково загрубелая, потрескавшаяся кожа.
Как я уже упоминал, первое мое путешествие на озеро Чад относится к июню — июлю 1960 года. Самолет доставил нас за ночь из Рима в Форт-Лами — столицу Республики Чад. Разумеется, во время полета мы ровным счетом ничего не видели, включая и само озеро, над которым в полной темноте пролетали на высоте пять тысяч метров.
— Что стало с озером? — спрашивали мы буквально у всех в первые дни после прибытия в Форт-Лами.
— За последние пять лет уровень воды в озере сильно упал, но теперь снова поднимается, — говорили одни.
— Вот уже пять лет уровень воды в Чаде повышается, — утверждали другие.
Вскоре мы убедились, что, если судить по рассказам местных жителей, не было ничего более изменчивого, нелепого и странного, чем озеро Чад. Берега, уровень воды в нем, сами размеры озера менялись не только в зависимости от района и времени года, но и от погоды. Больше того, если верить рассказам европейцев, то ставилось под сомнение само существование озера как крупного водного бассейна.
Лишь позже мы узнали, что сведения об озере были такими путаными и противоречивыми потому, что большинство европейцев и африканцев Форт-Лами, живущих сравнительно недалеко от Чада, никогда там не бывали. Почти все они туманно говорили о понижении уровня воды, о болотистых местах и впадинах, но никто ничего не мог сказать с полной достоверностью.
Рассказы местных жителей о Чаде повергли нас в отчаяние. Что же это за озеро почти без воды?! Ведь мы специально прилетели из Европы, чтобы заснять это чудо природы. Было отчего прийти в уныние. Мы-то рассчитывали снять интереснейшие, живописные кадры. Мои друзья по экспедиции показывали на висевшую в холле гостиницы карту. На ней озеро было нанесено пунктирными линиями.
— Смотри, — говорили они, — на итальянских картах Чад, как и подобает настоящему озеру, обозначен большим синим пятном. А тут он дан пунктирной сеткой, словно это обыкновенное болото или бочаг. Да, верно, так оно и есть.
В итоге я совершенно запутался в ворохе противоречивых сведений. И вот, решив положить конец всем домыслам и предположениям, я договорился с пилотом-сирийцем местной авиалинии, что тот возьмет меня с собой в полет над озером.
— Конечно, если оно существует, — процедил он сквозь зубы.
Пастбище на озере
Мы вылетели из Форт-Лами рано утром на стареньком, шумном, но вполне надежном «бруссаре». На малой высоте пронеслись над «африканским» городом, глиняные домики которого со всех сторон окружали центральный рынок. И тут меня подстерегала первая неожиданность. Сверху кварталы Форт-Лами казались спланированными очень продуманно и четко, хотя этим не занимался, понятно, ни один архитектор. Толчея на улицах, нагромождение всевозможных предметов были отсюда не видны, и жизнь этого африканского города приобретала свою логику и рациональность.