Ребята переглянулись, помолчали и стали помогать мне собирать конфеты. Ивану Ивановичу они не могли не поверить.
Когда собрали все конфеты, я между прочим сказал:
— Если хотите, приходите к нашему котловану. Может, выберу время, покажу, как работать на экскаваторе.
Ребята зауважали меня ещё больше.
— Нам не разрешают ходить по стройке, — пожаловался белобрысый.
— Нас оттуда прогоняют, только здесь позволяют играть.
— Ну, ясное дело, нечего посторонним болтаться, вы же не знаете правил безопасности, — с важностью кивнул я головой. И дал им горсть конфет, мне ведь не жалко.
Мы судим Раису Демидовну
Когда мы приехали домой, отец созвал к нам в комнату всех соседей.
И вот мы собрались, все, кроме маленького Сашульки, — он уже спал и вообще ещё ничего не понимает. И отец рассказал обо всём, что натворила Раиса Демидовна.
Она его без конца перебивала, не давала говорить, но дедушка Панчишин надел очки, строго посмотрел на неё через стёкла и сердито сказал:
— Извольте помолчать, Раиса Демидовна! Пусть Петро расскажет всё до конца. Мы хотим послушать.
— А я не хочу слушать! Не собираюсь слушать! Зачем мне слушать разное враньё!
Раиса Демидовна порывалась уйти, но дедушка Панчишин стал на пороге и загородил ей выход:
— Никуда вы не уйдёте! Пора наконец разобраться в этой некрасивой истории, и мы разберёмся. Говори, Петро, мы слушаем.
И отец рассказал всё.
— Та-ак, — тяжело вздохнул дедушка Панчишин. — Ну, а теперь что вы нам скажете, неуважаемая Раиса Демидовна?
— А вы кто — прокурор? — заверещала Раиса Демидовна. — Тут что — суд? Почему это я должна вам отвечать?
— Считайте, что суд, — сказал дедушка Панчишин. — Мы, ваши соседи, сейчас судим вас.
Дедушка Панчишин снял очки, подумал-поду-мал, снова надел их и сказал очень сурово:
— Вы не одной Леокадии Андреевне отравляли жизнь, а всем нам. Я думаю, что надо написать о вас в газету. И это письмо мы уж действительно все подпишем. Что скажете, друзья мои?
— Правильно, — согласились наши соседи, — мы все подпишем. Сколько можно терпеть!
Раиса Демидовна уже ничего не говорила и даже не кричала, а только рыдала. Она сразу стала очень старая и вся как-то сжалась… Потом подхватилась и выбежала из нашей комнаты, проклиная всё на свете.
— Знаете что — в газету мы пока писать не будем, — сказал мой отец. — Пусть она только думает, что мы написали. Но с сегодняшнего дня мы все объявим Раисе Демидовне бойкот. Мы не будем с ней разговаривать, не будем замечать её. Это тоже тяжёлое наказание. Но мы не должны забывать и своей вины. Все мы были равнодушными. А равнодушия никому нельзя прощать.
Все согласились с отцом. И ещё сказали, что непременно навестят Лампадию Андреевну, и как можно скорее. Пусть она знает, что никто никогда не желал ей зла.
Все разошлись, а Раиса Демидовна ещё долго голосила одна в своей комнате. Сказать по правде, мне даже жалко её стало…
— Па, а правда, что самые несчастные люди — это злые?
— Правда, Ярослав. Какая у злого человека жизнь? Пекло.
— А добрые — счастливые?
— Добрый человек умеет радоваться чужому счастью. Значит…
— Значит, добрый человек — счастливый, — решил я. Потому что у него в жизни много радостей: и свои, и чужие.
Ясное дело, добрые люди — счастливые!
Лекарство от злости
Вот мы строим Весёлый. Я хочу, чтобы все люди в нём были добрые и счастливые, — такие, как мой отец. И наша Маруся.
Но разве в тех трёх домах, которые уже заселены, все добрые и счастливые? Ведь там больше трёх сотен квартир! Боюсь, что туда попали всякие: добрые и злые, счастливые и несчастливые. Может, даже такие злые, как Раиса Демидовна?
Нет, вряд ли, таких днём с огнём искать надо… А всё же я боюсь, что в тех домах поселились и злые и они портят жизнь добрым. Ну нет, я твёрдо решил всех людей на Весёлом сделать счастливыми.
Я здорово радовался, что наш камень — львиная голова — попал не под котлован, а оказался в сквере. Иван Иванович сказал, что этот камень очень понравился проектировщикам и отлично вписался в сквер. Так я и поверил — никуда он не вписывался, стоит себе, как и стоял, на прежнем месте. Это они сами догадались вписать его и хорошо придумали. Теперь я знал, что мне делать…
Отец ждал меня возле камня, а я побежал за Марусей. Она теперь наш верный друг, и мы больше не будем скрывать от неё нашу тайну.