На складе «Дуб» Якоб и Be проверяют ящики с венецианскими зеркалами: каждое вытаскивается из соломы и учитывается как неповрежденное, треснутое или разбитое. Ханзабуро сворачивается калачиком на куче мешков и вскоре уже спит. Все утро на складе слышатся только звуки перекладываемых зеркал, чавканье жующего бетель Be, шорох царапающего бумагу пера и долетающий издалека, от Морских ворот, грохот: на берегу сваливают слитки олова и свинца. Плотники, обычно работающие на складе «Лилия» по другую сторону Весового двора, похоже, заняты более нужным делом в Нагасаки.
— Тут не семь лет невезения, господин де 3., а все семь сотен?
Якоб не заметил прихода Ари Грота.
— Думаю, никого не удивит, знач, если парень собьется со счета и парочка целых зеркал из‑за этого «разобьется», только за счет ошибки…
— Это что, можно сказать, неприкрытое приглашение, — Якоб зевает, — совершить подлог?
— Пусть дикие псы сначала сожрут мою голову! Я, знач, тут встречу для нас устроил. Ты, — Грот смотрит на Be, — можешь исчезнуть: сейчас придет один господин, так его воротит от твоей говняно — коричневой шкуры.
— Be никуда не идет, — отвечает Якоб. — И кто этот «господин»?
Грот что‑то слышит и поворачивается на доносящиеся звуки.
— Ох, клянусь кровью, они раньше, — он указывает на стену ящиков и приказывает Be:
— Прячься за ними! А вы, господин де 3., оставьте ваши сантименты о нашем бедном цветном брате, потому что на кону горы, горы и горы денег.
Юноша — раб смотрит на Якоба: тот, соглашаясь, кивает. Be повинуется.
— Я здесь, знач, посредник между вами и…
В дверях появляются переводчик Ионекизу и полицейский Косуги.
Не обращая внимания на Якоба, они предлагают кому‑то зайти.
Сначала появляются четверо молодых, стройных, сурового вида охранников.
Затем входит их хозяин: мужчина постарше, походка нетороплива, он словно рассекает воду.
На нем плащ небесно-голубого цвета, голова выбрита, из‑за пояса торчит рукоять меча.
Из всех присутствующих на складе только у него лицо не блестит от пота.
«Откуда, из какого сна, — гадает Якоб, — я помню его лицо?»
— Владыка-настоятель Эномото из феода Киога, — представляет величавого незнакомца Грот. — Мой компаньон, господин де Зут.
Якоб кланяется: губы настоятеля кривятся в полуулыбке узнавания.
Он обращается к Ионекизу требовательным, непререкаемым голосом.
— Настоятель, — переводит Ионекизу, — говорит, он верил, что вы с ним чем‑то близки, схожи, — понял это с первого раза, когда увидел вас в магистратуре. Сегодня он знает, что прав.
Настоятель Эномото просит Ионекизу научить его голландскому слову «сходство».
Теперь Якоб узнает гостя: человек, сидевший рядом с магистратом Широямой в Зале шестидесяти циновок.
Ионекизу произносит по требованию настоятеля три раза фамилию Якоба.
— Да — зу‑то, — эхом повторяет настоятель. — Я говорю правильно?
— Ваше преосвященство, — отвечает Якоб, — произносит мою фамилию очень хорошо.
— Настоятель, — добавляет Ионекизу, — перевел Антуана Лавуазье на японский.
Якоб поражен:
— Может, ваше преосвященство знакомы с доктором Маринусом?
Ионекизу переводит ответ настоятеля: «Настоятель часто встречается с доктором Маринусом в академии Ширандо. Он очень уважает голландского ученого, говорит он. Но у настоятеля есть много обязанностей, поэтому он не может посвятить всего себя одной лишь химии».
Якоб осознает, какой властью должен обладать этот гость, чтобы запросто появиться на Дэдзиме в тот день, когда все перевернуто землетрясением, и беседовать с иностранцами не под присмотром толпы соглядатаев и стражников сегуната. Эномото проводит большим пальцем вдоль ящиков, словно освящая их содержимое. Он замечает спящего Ханзабуро и делает над его головой какие‑то пассы, словно тот стоит перед ним, преклонив колени. Ханзабуро что‑то сонно бормочет, просыпается, видит настоятеля, испуганно ахает и скатывается на пол. Выбегает за дверь со скоростью жабы, преследуемой водяной змеей.